«Диариуш» Святого преподобномученика Афанасия Брестского

Диариуш

«Диариуш» (дневник) преподобного Афанасия.

или свод деяний подлинных в деле умножения и исповедания веры православной, оглашенный, по воле Божией и молитвами Пречистой Богородицы в недавно минувшие времена: в начале благочестивому царю московскому Михаилу, затем его милости королю Польскому Владиславу Четвертому, напоследок преосвященному архиепископу, всея России митрополиту Петру Могиле, изложенный смиренным иеромонахом Афанасием Филипповичем, игуменом Берестья Литовского, которым в монастыре Печеро-Киевском и составляется для ведома людей православных, желающих о том ныне и в последствии знать, в году 1646, месяца, дня.

Псалом 104

Помяните чудеса Его,
Хвалитеся о имени святем Его:
Да возвеселится сердце ищущих Г оспода:
Взыщите Господа и утвердитеся

В начале история, изложенная смиренным Афанасием Филипповичем, монахом устава святого Василия Великого, об образе Пресвятой Богородицы, в Кресте изображенном, на небе им самим виденном и Михаилу, царю Московскому, на хоругви военные данном на защиту православной веры, или против неприятеля Креста Христова, в году 1648 месяца марта. В тех словах.

Ведомо пускай будет Величеству Твоему, Михаиле, православный Царю Московский, что Господь Иисус Христос, Вседержитель, как и мудрец говорит: «В руке ибо Его и мы и словеса наши, и мудрость, и искусство, и исхождение» — дивным смотрением Своим из Литвы, из Монастыря Купятичского, что в миле от Пинска лежит, послал меня с послушником моим к Вашему Царскому Величеству, как будто для сбора жертвы на поновление церкви Введения Пречистой Богородицы, в которой и образ в Крестном знамении находится, малый в размерах, но великий в чудесах. Об этих чудесах не время сейчас подробно писать, но только кратко можно, что по воле Бога, в Троице святой православно славимого, делаю.

Церковь та в начале (о чем есть сведения), построена была советом православных селян, по причине явления на древе образа Пречистой Богородицы в Крестном знамении. После сожжения церкви татарами, снова, как явился тот же образ в огненном сиянии, на том же месте была отстроена православными мужами.

И когда благословением Божиим Ярослав стал княжить в Турове, Пинске и иных городах и местечках единовластно, в то время великими чудесами прославил Иисус Христос ту церковь Матери Своей. Это видя, князь Ярослав имуществом довольным церковь и пребывающих при ней наделил.

Феодор Ярославович с женою своей Еленою Олельковичевной наследников не имел, потому и города и сёла княжества его отошли к державе Королевства Польского; и разделилось княжество на воеводства и поветы.

По некотором времени село Купятичское с церковью Пречистой Богородицы Король Польский подарил навечно воину своему мужественному по имени Григорий Война. После него были еще разные владетели того села и церкви, при которых церковь та (от многих пестунов) совсем уж пришла в упадок.

Тогда, судьбами непостижимого Бога, в году 1628-м, просвещенная Духом Святым панна Полония Воловичовна Соколовая-Войнина, костелянка берестейская, с сыном своим паном Василём Коптем, костеляном новогродским, усердие ради церкви приложив, село Купятичское навечно со всеми принадлежностями купили, и тогда же монахов устава святого Василия Великого восточной веры фундушем обеспечили, игумена богобоязненого по совету старшего виленского Иосифа Бобриковича по имени Иларион Денисович, нашли; он же собрал братию числом больше тридцати, и с той братией в винограднике Христовом труждается.

Узнав о том, святолюбивый муж, его милость господин отец Петр Могила, православный митрополит Киевский, Галицкий и всея России, экзарх святого апостольского престола Константинопольского, поручил ему попечение духовное и в области пинской при церквях своих, в тот час от униатов милостию Божией отобранных, ибо перед тем в великом преследовании были там православные от униатов.

Немного спустя, в году 1636, тот же святолюбивый муж кир Петр Могила, митрополит Киевский, послание прислал и приказал ему жертву святую собрать в граде Пинске и повете том на обновление Софии святой, церкви кафедральной Киевской. И когда послали просимые деньги в году 1637 в месяце мае, узнал святолюбивый митрополит от посланца господина отца Макария Токаревского, что церковь в Купятичах чудотворная уж очень ветхая, и сказал: «А добре бы эти деньги на церковь ту направить, однако уже вы их привезли. да и тут они необходимы. Однако, даю вам лист универсальный, старайтесь жертвою святой поновить оную».

И когда привезен был в монастырь лист этот для жертвы на обновление церкви в монастырь, игумен богобоязненный Иларион Денисович, сотворив совет со всеми о Христе братиями, возложил бремя послушания сего на меня, смиренного Афанасия Филипповича, наместника своего того же монастыря Купятичского, с послушником Онисимом Волковицким.

О дивные дела Божие! Тотчас же там, в трапезной, страх великий пал на меня, и я, как одеревенелый, сидел у стола. А в келью свою вошед, закрылся и начал Богу Всемогущему печалиться о том послушании. По малой минуте стояния моего на молитве, страх меня такой объял, что я порывался бежать из келии моей, и только как-то силою Божиею задержанный остался и долго навзрыд плакал. Тогда же, когда никого со мной не было, голос повелительный слышал такой: «Царь московский созиждет Мне церковь! Иди к нему» Сейчас же меня как кипятком ошпарило. Снова начал я тяжко плакать, размышляя, что же это будет.

В году 1637, в ноябре месяце, когда час приближался отъезда моего в назначенную мне дорогу, идя из церкви по утрени, поведал я о том голосе богобоязненному игумену моему. А он, уклонившись в сторону немного от дорожки, сказал мне такие слова: «Брате мой милый, куда тебя Бог всемогущий и Пречистая Богородица направят, туда и иди. А я здесь с братией буду молиться, чтобы ты к нам здравым вернулся. А о чем ты говоришь — не знаю, как это может быть, когда ты и письма дорожного от Короля Пана нашего не имеешь».

Потом, когда направлялся я уже в дорогу, попрощавшись с братией, вступил в притвор церкви и отдаваясь во всем милости Божией, положил поклонов сколько-то, затем поглядел в окошко на образ чудотворный Пречистой Богородицы, как вдруг шум весьма страшный в церкви учинился. Этим я устрашённый, хотел было без оглядки бежать, но осмелившись, повторно поглядел в окошко, говоря: «О Пречистая Богородице, будь со мною!» На что от образа чудотворного Пречистой Богородицы голос повелительный слышан был мною таковой: «Иду и Я с тобою!» А Неемий диакон, на левом клиросе как будто изображённый в образе, (тот это диакон, который в молодых годах богобоязненно весьма жил и за несколько лет пред тем преставился от дел земных), как будто заикаясь вымолвил: «Иду, иду и я при Панне моей!» Одумался я и начал сильно плакать, и страхом охвачен был о том, что же это будет. Выехал я из монастыря, никому больше ни слова не сказав. Клобук подшитый с головы моей свалился, а я и не вернулся за ним.

Как приехали мы в Слуцк, отец Шитик, архимандрит, разгневался очень на отца нашего игумена Купятицкого за то, что его, как наместника митрополита, не известил, высылая нас на Белую Русь на сбор жертвы; приказал листы дорожные от нас отобрать, и во все Рождество Христово в великой тревоге нас держал. Потом же устрашённый во сне видением каким-то, как сам говорил, отдал листы нам, говоря» «Делаю сие ради Пречистой Богородицы, а не для вашего игумена. Идите с Богом, куда хотите»

Оттуда прибыли мы под Оршу в монастырь Кутеинский. Там обождав святолюбивого мужа Иоиля Труцевича, игумена тамошнего, поведали ему о послушании нашем, и о призрении Божественном. Сказал он мне Дамаскина святого слова: «Побеждаются естества уставы о Деве чистей». Свидетельства, однако, в Москву, которое мы просили, посоветовавшись с братиею, дать не соизволил. И наместник нам его Иосиф Сурта сказал: «Господине отче Афанасий! Трудно без паспорта Короля, Пана нашего, идти вам на Смоленск и Дорогобуж за границу в Москву. Виленские чернецы имели и паспорт королевский также для сбора жертвы, а много себе бед сотворили».

Услышав то, не желал я уже ехать по той дороге на Москву, а упросив от игумена Кутеинского карточек свидетельских о себе к протопопам и к братствам православным, шел в Копысь, в Шклов, в Могилев и в Головчин. Но мне там везде жертвы не дано было: выбрали ее подчистую епископу своему, господину отцу Сильвестру Косову, на дело с Селявою, владыкою полоцким, униатом.

И вернувшись в монастырь Кутеинский, поведал я господину нашему отцу игумену о положении нашем. И когда уже домой собирались мы (по этому нашему делу Божескому), снова сказал: «Не могу вам помочь идти в Москву». В тот час пришел отец наместник Сурта и говорит мне: «Отче Афанасий, брате милый, жаль мне тебя, что мало что выполнив в послушании твоем, отъезжаешь уже домой. Советую тебе: иди на Трубецк, к Брянску. Конечно. и там трудно будет, однако, волею Божией в столице московской будешь таки».

Пало мне то на сердце и представил я то на совет. Ознакомил о том и господина отца игумена Кутеинского, который, благословив меня, сказал: «Пускай будет воля Божия с тобою», и дал мне о своих нуждах письмо к князю Петру Трубецкому.

И так пустились мы в ту дорогу, на имя Иисуса Христа полагаясь: на Пропойск, на Попову Гору, на Стародуб, к Трубецку. И здесь же такая буря нас застигла, что и света видно не было, и не только с полудня до вечера, но и всю ночь в земетах кружа и блуждая, (знать душевного неприятеля напастию) едва-едва в течении Днепровом не утонули.

За Пропойском же, на ночлеге в селе, мнилось мне, что на санях моих хомут лежит, а то был пёс. Так он меня за руку укусил. И в том же селе вдруг огонь загорелся: едва-едва от того жизнь свою спас.

В Поповой Горе конь в ночи сошел со двора, или же кто его взял оттуда. Когда же о том я утром спрашивал, и дознаться о том хотел, тогда нас мало что не забили до смерти.

В Стародубе, на пустыре, пьяницы много нас беспокоили, однако от всего этого Иисус Христос и Пречистая Богородица без вреда нас сохранили.

В Трубецке князь Петр Трубецкой молодой, именующий себя стражником, под страхом великого наказания запретил мне идти за границу к Брянску, говоря: «По чём я знаю, что в это время погрома казацкого, вы замышляете?»

За сим вернулись бы мы уже назад, домой, только хотелось нам быть еще в монастыре Човском, — в полмиле от Трубецка, — там проезжали мы. Подъехав под гору, я пешком пошел, и поклоны клал, идя перед конём, молясь Господу Богу и Пречистой Богородице. На тех местах страх великий на меня нашёл, так что я даже возгласил громко: «О Боже мой и Пречистая Богородице, смилуйся надо мной! Что творится!» И показалось мне, как будто послушник мне говорит: «Зачем помощи людской просишь ты? Иди в Москву и Я с тобою!» Тогда я поравнялся с послушником и спрашивал его, что он мне говорил. а он отвечал: «Ничего тебе я не говорил. А только сержусь на Вас, что зря мы возвращаемся»

Взошли мы на высокую гору к монастырю тому Човскому. И приветствовав братию, поведал им, что промыслом Божиим направлен был я на сбор пожертвования в Москву. На что мне неспешно ответил старец один: «Не дойдёшь, господин отче, в час этот тревожный погрома казацкого, однако, если есть, с тобою, как ты говоришь, благословение Божие, то можно дойти. Иди еще к Новогородку Сиверскому, к воеводе пану Петру Песечинскому. И благо тебе будет, если позволит пропустить, ибо теперь тут стража великая повсюду стоит».

И так из монастырька того приехали мы на ночлег в село Великая Зноба. Там на дворе, когда все спали, в самой полночи пришел на меня страх очень великий. Показалось мне, как будто кто гонится с шумом, ища меня, чтобы убить и кричит: «Есть. Есть. Он тут». А когда это немного утихло, я хозяина тихо разбудив, просил, чтобы он нас в этот же час на дорогу новогородскую вывел, и когда мы уже пустились в путь, и вошли в пущу, бедовал, не ведая, где и куда ехал. Начал песнь петь Пречистой Богородице акафистную: «Взбранной Воеводе победительная» и проч., «аллилуйя, аллилуйя», припевая. И когда уже день пришел, тогда только задремал. И тогда внезапно страх меня объял и туча червонная солнечная в час восхода солнца. Отрясши же сон от очей, увидел младенца в мантии, на коне нашем сидящего, обернувшись на нас глядящего и дорогу указывающего. И изрек тот младенец: «Я Неемий диакон, ваш купятицкий общежитель», – и исчез.

А когда взошло солнце, над солнцем увидел на небе Крест и в нем образ Пречистой Богородицы с дитятком, наподобие Купятичского, лучами солнечными пронизанный и окруженный. И когда я на него немалое время смотрел, размышляя о том, хотел указать на то чудо Божие и послушнику моему Онисиму. Он же от сна встрепенувшись, стал коня бить, и тотчас образ на небе невидим сделался, и об этом я ему на тот час не говорил ничего.

А приблизившись к селу пограничному, дивно мы минули стражу воеводы новогородского. Осадчий того села по имени Феодор Драгомир, стоял у дороги, шапку сняв. А когда я его приветствовал, спрашивал у меня: «Что это за Панна, отче, что едет с такой свитой немалой?» Я, не зная, что ответить ему, только сказал: «Да, да», и отошёл к саням.

Когда же выезжал я из села того, великое число людей, как стражников, так и посполитых, вышли в самый конец села того, глядя на поезд. А проехав вблизи от храма Афанасия святого, что в конце села того, в поле стоит, перешел я волею Божией за границу, к первому селу Вашего царского величества, названием Шепелево. Люди. что были там, приняли нас приветливо и ласково, и дивились, как мы стражу минули.. Дева одна сказала: «Воистину, воистину, Богородица с ними едет. И что за диво, что стражу минули!?» И иные люди удивлялись такому переезду нашему, славя судьбы Божии.

А когда нас дальше в Москву пустили, встретил нас на дороге человек какой-то в белом одеянии. Он, мало о нас расспросив, сказал: «Идите же уже и рукава опустивши (то есть беспечно). Знаю я, к царю за жертвою едете, но и о большем того ходатайствовать будете».

Потом приехали мы в город Севск 10 февраля года 1638, где пожил в гостинице дня три, с большим неудобством из-за казаков запорожских, которых там со времени погрома лядского, великое множество было. Туда же пришел к нам голова Микита Феодорович с другими разрядниками, спрашивая нас, по какую нужду мы прибыли. А узнав. что листов к Вашему Царскому Величеству ни от кого не имеем, поведал: «Не возможное это дело, чтобы дошли вы до столицы». Отвечал я «По воле Божией и образа того, на бумаге напечатанного, что Вам отдал, иду». В том веру нам дали, но ничего не определив, отошли.

Потом писал я к воеводе, прося его милости, как у воеводы. Он разгневался, т.к. не был воеводою, а только наместником, и дознавшись, где я живу, выгнать нас повелел.

Выгнали нас на путиловскую дорогу, приехали мы в село Курганов, где нашёл на меня страх Божий и помысел, чтобы повернуть нам на Москву. Потому повернули как бы к монастырю. под Брянском находящемуся, к церкви Успения Пречистой Богородицы. И так ехали неподалёку от Севска города на Погребы, село боярское; то село проехав, в дубраве уже на закате солнца великая туча меня с послушником объяла, так, что послушник даже возопил: «Боже! Боже!» и начал сильно смущаться. Я же, как бы в восхищении будучи, слышал повелевающий голос такой: «О Афанасий! Иди к царю Михаилу и реки ему: сокруши неприятели наши, ибо уже час пришел. Имей образ Пречистой в Кресте Купятичский на хоругвях военных ради милосердия. А в битве той каждого человека, именующегося православным, здравым сохрани».

После такого страха с дороги мы сбились и уже поздно ночью приблудились к деревне Кривцово, в пяти верстах от Севска лежащей. Там, к крестьянину на ночлег упросившись, увидели сына хозяйского весьма больного. И сев при нем, я сказал про себя: «Владыко человеколюбче, Господи Иисусе Христе, Боже мой! Милостив буди мне грешному. Яви сия тайны, яже слышах и видех чувствами моими, истинствуют ли или же ни. Не искушаю Тебе, Создателя моего, но по немощи сия Ти глаголю. Аще есть воля Твоя святая, да увем аз, раб Твой, през сия благодеяния Твоя. Уврачуй немощнаго сего человека!»

Назавтра рано пришел из другой избы отец сына болящего и говорит мне: «Старче великий! Если ты священник, помолись Богу о сыне, чтобы был сын здоров!» Я тогда с послушником моим приготовил столик пристойный, за которым и отправил молебен, благословил его образом Пречистой Богородицы, в кресте изображенном, Купятичским бумажным, который в том году первый раз из печати киевской был издан.

О дивные дела Божии! Вдруг, как бы от сна возбужденный, больной воскликнул: «Откуда это сюда пришла надежда моя, Богородица, исцелить мене!?» И тут же, восстав и восхвалив Бога, служил у стола нам. Люди здесь бывшие с радостию и страхом весьма тому дивились. Отец его, в глубокой старости будучи, угостив нас, сообразно с убожеством своим, дав жертву святую, провёл нас на дорогу брянскую, советуя, чтобы мы ехали в столицу, что и мне пало добре на сердце.

Однако там, сразу по отшествии сего старца, большое затруднение причинил мне мой послушник Онисим тем, что удирать от меня порывался, говоря: «Вернемся в Литву, потому что погибнем здесь. Для чего убогость терпим и на опасность великую добровольно отдаемся, положив непременно в столице московской быть. Не будешь! Не будешь!» И больше сих слов еще говорил (знать, духом злым вдохновленный).

Я же молитву про себя ко Господу Богу и Пречистой Богородице сотворив, сказал ему тихо: «Брате милый, бойся Бога! Сам слышал и видел немало с нами чудес Божиих. Почему же безрассудно поступаешь?» И пояснил ему подробно призрение Божие над нами. Напоследок сказал: «Есть сопутствующая нам Пречистая Богородица, по обетованию своему, и ангел. проводник наш, которого я сам видел в образе Неемия. диакона Купятичского на том и на том месте». Он, то выслушав, прощения просил, и от того времени, ехали мы с ним в согласии.

В деревне Брасове переночевав, рано утром пытались достичь монастыря Свенского. под Брянском находящегося. И пустившись в ту дорогу, дивными судьбами Божиими, как бы заблудили на село Лесок, а потом к городу Карачову, где и монастырь Воскресения из мертвых Иисуса Христа есть.

Там Афанасий Феодорович, игумен честный, принял нас приветливо и посоветовал, чтобы мы шли к воеводе карачовскому, человеку в делах рассудительному, по имени Петр Игнатович, чтобы доложили о себе и лист попросили к Величеству Твоему. Воевода этот, речь нашу терпеливо выслушав, сказал: «Дивные дела Божии. Я о них много допытываться не хочу, но каждому делу Божию простым сердцем верую». И так дал нам письмо и проводника по имени Филон Пушкарь до самой столицы; с ним и ехали на Болхово, на Белево, на Калугу и на иные города и местечки даже до столицы Московской.

За тем же, волею Божиею, водительством Пречистой Богородицы и Ангела доброго в лице Неемия диакона купятичского, как тому простым сердцем верую, к Вашему Царскому Величеству прибыли.

Отправившись из столицы московской в неделю цветную, в ледоход, чудесно через реки на Можайск и на Вязьму даже до Дорогобужа переехали. Оттуда чудесно в разлив днепровский на челноке на Смоленск, к Орше и до Могилева добрались. Из Могилева возом в году 1638, июня 16 — на Минск, в Вильну. Из Вильны в монастырь свой Купятичский, совершив послушание свое, прибыли в году 1638, июля 16.

Немного спустя в Купятичи из Берестья прислали ходатаев просить дать на игуменство берестейское одного из двух — или отца Макария Токаревского или меня, Афанасия Филипповича.

Блаженный Иларион, игумен Купятичский, с рассуждением о воле Божией сотворил совет со всею о Христе братией, и по совету общему назначил иных на то послушание, а нас обоих оставил при монастыре, как будто в то время в Купятичах необходимых. Присланных же отправил из Купятич с таковым письмом.

«Славные, и мне весьма любезные панове! Даже до сего часа не вышло у нас со священником. Не делается это, не дай Боже, по легкомысленности и презрению нашему, но только от затруднений и бед, а наиболее же – по оскудению на скончании века сего благочестивых. О людие! Уже исполняются слова сии Христовы: «Жатва многа, делателей же мало». Однако, хотя и себе в ущерб, доброму желанию милостей ваших угождаем и господина отца Климента Несвецкого, священноинока, с диаконом Флавианом посылаем. Имеют они усердие о Боге как житием своим примерным, так и проповедию слова Божиего, могут тем и милостям вашим послужить.

Господина отца нашего Афанасия мы послали в Каменец. Будет он во всем сноситься с отцом Несвецким, и если будет такая потребность, некоторое время может находиться для лучшего устроения и господин отец Афанасий у милостей ваших. Только настоятельно прошу, чтобы милости ваши, будучи с ними любезны, в любви с ними совместно о благе церковном советовались и о всем своем с ними сносились.

Отдаюсь братолюбию милостей ваших с молитвами. Из Купятич июня 13, года 1640. Милостей ваших богомолец уставный Иларион Денисович, игумен монастыря Купятичского».

Однако согласно того письма посланец не взял именованных в нем в Берестье. Почему пишет из Пинска господин отец игумен ко мне такие слова.

«Честной господине, отче Афанасий! Пришедши в Пинск, застал я там пана Евстафия и отца Климентия. С тех пор не ехали они в Берестье, потому что пан Евстафий не хочет отца Климентия, но только упорно просит чести твоей. Приезжай быстро сюда, и всё, что нужно возьми с собою. Будет на то воля Божия — поедешь с ними, не будет — останешься. Ключи от книг и твоей кельи и коморы пономарю отдай. Прошу твоих молитв».

Согласно с письмом приехал в Пинск, где после многих советов, братия между собою как будто в шутку сказали: «Жребий пускай бросят с отцом Макарием, кому из них ехать в Берестье!»

А когда бросили мы жребий, пришел жребий на меня, Афанасия, по воле Божией. После чего, господин отец игумен, с сожалением меня отсылая в Берестье, на том же письме написал такие слова: «После написания этого письма, не захотел пан Евстафий взять в письме упомянутых. Потому, хотя и с великой скорбью своей, вынуждены (трудно идти против воли Божией) половину меня самого, господина отца Афанасия, пожалевши, отпустить. Молю: спострадайте во всем ему, да со Христом воцаритесь» Таково было о мне, Афанасии, писано. С письмом этим я, во всем этом волю Божию почитая, когда приехал, в Берестье, спрашивал о фундациях, на чём жить. Тогда, мне панове мещане не указав на содержание ничего реального, принесли фундации и привелеи на пергаменте в шести штуках, данные братству пред самою унией; из документов этих один фундуш епископский, каждому на вразумление в таких словах составленный.

«Волею Божией и молитвами Пречистой Его Богоматери. Мы, смиренный Мелетий Хребтович Литаворовича Богуринский, прототрон, епископ Володимерский и Берестейский, архимандрит Киевский великой лавры монастыря Печерского, обсудив с народом и согласовав с капитулом, под сенью богоспасаемого града Берестейского, в церкви единства нашего соборного святого чудотворца и архиерея Николы…

Молили нас многие благочестивые и христолюбивые пане мещане града княжеского в Великом Княжестве Литовском, сыны послушные о Христе, возлюбленные округа епископства нашего. С ними же молил и благородный пан Адам Потий, костелян берестейский, и иные любезные их милости панове обыватели повета берестейского, сыны о Христе возлюбленные и православные епископства нашего, благословение от нашего смирения получить на достойное принятие ими устава виленского и львовского благословенного церковного братства — в Вильне, что живоначальной Троицы, а во Львове — храма Успения Пречистой Богородицы. И при этом просили нас оные панове мещане, как епископа и пастыря своего, чтобы им. как прихожанам нашим, в церкви нашей епископской соборной святого Николы позволить иметь придел святых боголюбивых мучеников князей российских Бориса и Глеба, во святом крещении нареченных Романом и Давидом. В этом приделе позволили мы совершать им четыре праздника: первый праздник Богоявления, второй — Бориса и Глеба, третий — святых бессребреников Косьмы и Дамиана, четвертый — святого Юрия. В этом приделе их братском никто ни единого препятствия им чинить не смеет, в том числе и я, епископ, и по мне будущие епископы, наместники, протопопы и все причетники церковные, на вечные времена сохраняя в целости власть и верховенство их, согласно стародавнего обычая. А благословение наше епископское – согласно прав и привилегий наших, данных нам от их милостей государей Королей и Великих Князей Литовских, Панов наших. К тому же, выше именованному их приделу братскому святых Бориса и Глеба, передаем им земли и церковища святого Юрия со всем имуществом и доходами, также земли святого Косьмы и Дамиана, то есть волок две в Лебедеве рядом с церковищем, а также подданных, на это время на той земле оседлых, во власть, силу и державу их предаем.

Так как оное имущество, церкви Косьмодемьяновской принадлежащее, во владение отцу Пятницкому поступило, честнейшему пресвитеру нашему Иоанну Савичу, еще до рождения его, то по смерти его – на тот придел их — Глеба и Бориса — со всем имуществом передаем на вечные времена. Что мы, епископ. хорошо изучив моление их к нам, епископу, пастырю их, и признав его весьма честным и богоугодным, и любезным; их, панов мещан места Берестейского, порядки духовные, церкви святой необходимые, благословением Божиим, величеством нашей пастырской, мне врученной и данной свыше от вседержителя святейшего вселенского патриарха Константинополя, Нового Рима, кир Иеремии, властью, благословляем и во всем соединяем.. И присоединяем к созданному прежде братству Виленскому и Львовскому единочестно и единомысленно и единонравно правоверно жить по правилам святого Православия, благочестия святой Иерусалимской Восточной кафолической апостольской Христовой Божией Церкви, матери нашей, семью соборами Вселенскими утвержденной, ни в чем не отступно и в послушании со смиренномудрием в любви нелицемерной во все веки строить по обычаю упомянутого братстсва. О Господе всегда в любви и кротости собираясь, да священников благоугодных, честных, православных, непьющих, как вам будет угодно, могли бы себе избирать: учителей же школьных детям своим и пришельцам убогим по чину школ своих принимать, больницу и госпиталь для убогих своих строить, церковное благолепие по силе своей честно украшать, сборы свои, данное имущество каким-либо боголюбцем, в сокровищнице своей и больничными братскими праведно использовать и советоваться должны для украшения и нужды церковной; в напастях, бедах и недугах братиям своим помогать и по смерти честно хоронить, и также нищих по преставлении братий своих, о сиротах и вдовах, по возможности пещись, между же братиями своими в кротости и попечении нелицемерно праведно судить и разбирать. Если же в некоторой вине подозреваются, по всякому вопросу такому да просят об этом истиннейшего суда соборного епископского, и по увещанию всем в любви с решением тем смиряться.

Если же кто из братий не будет жить с братством в единой мысли, но противно мысля, будет соблазн между братиями творить, и не перестанет, когда мы, епископ, отлучим такового от общих дел для достижения целомудрия, тогда мы, а в отсутствие наше — собор наш, капитул с их священником, да извергнут такового от Церкви. И если кто будет искать себе иного бесчинного братства в унижение сему благословенному братству, таковые да не имеют власти в этом строении церковного братства, ибо Господь наш Иисус Христос говорит: «Иже не есть со Мною — на Мя есть, и иже не собирает со Мною — расточает».

Сего ради нашим смирением завещается и Духом Святым повелевается быть братству сему неразрушимо и неизменно во веки, и ни от одного же во времена будущие должных прийти епископов, ни от князей, панов или священников, или мирских под страхом запрещения и непрощения, отлучения окончательного от святой кафолической Божией Церкви святого Православия нашего христианского. И если кто явится разоряя сие, как соблазнитель, и разоритель, и злотворитель, и диаволу друг, и враг Христу, да будет отлучён от Отца и Сына и Святаго Духа, и проклят и по смерти неразрешён, и да подпадет под клятву трёхсот восьмидесяти отцов Никейских и прочих святых Вселенских соборов. Бог же всякой благодатью да совершит вас, да утвердит и укрепит, сохраняя от всякого вреда противного. Тем же радуйтесь о Господе, совершенствуйтесь, утешайтесь, одинаково с этим мудрствуйте, мир имейте, и Бог любви и мира да будет с вами.

Этого ради писано сие нашим смирением и дается панам мещанам берестейским с печатью нашей навесной епископской и с подписью руки моей в лето от создания мира семитысяч девятьсот восьмое, а от Воплощения Господа нашего Иисуса Христа – тысяча пятьсот девяносто первого, месяца октября, двадцать шестого дня.

Мелетий Хребтович, Божией милостью епископ Владимирский и Берестейский, архимандрит киевский, собственною рукою.»

По смерти же блаженного Мелетия Богуринского, Потей, епископом ставший, утверждает все фундуши и клятвы против отступников от них такими словами:

«Милостью Божией Ипатий, епископ Володимирский и Берестейский. Для ведома всех ныне и в будушем живущих, кому это знать надлежит, что созданное пред нами о Христе братство, попечители храма святого иерарха Христова Николы соборной церкви, придела Святого Богоявления, граждане берестейские ознакомили нас с фундушами церковного братства от святейших патриархов: кир Иоакима, патриарха Великой Антиохии, переписанный устав и утверждение привилегий кир Иеремии, архиепископа Константинопольского, Нового Рима, и Вселенского патриарха верховного пастыря нашего, а также и здешнего архиепископа, митрополита Киевского и Галицкого и всея России со всеми епископами соборное утверждение и постановление о сем братстве, и листы от почившего предстоятеля нашего Мелетия Хребтовича, владыки Володимерского и Берестейского и прочее, что фундуш этот в себе содержит.

Иных фундушей не утверждаю, только из Королевских единственный привилей, утверждающий фундуш и клятвы на отступников от него, выписываю в таких словах:

«Во имя Божие быть к вечной памяти и утверждению повеления ниже писанному.

Мы, Жигимонт Третий, Божией милостью Король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Жемойтский, Мазовецкий, Инфляндский и Королевства Шведского наиближайший наследник и приглашенный Король.

Знаменуем этим документом нашим, кому это надлежит знать нынешним и в будущем должным жить, что мы, Государь, счастливо господствуя над народами христианскими в государствах наших, не только стародавних прав. свобод и вольностей стражем и защитником являемся, но и всегда милостиво благоизволяем дарования и умножения их обывателям государств наших в ответ на принесение нам просьб от стран многих, и тем самым скорейшего умножения славы Божией и порядков должных сохранения желаем. Так, на челобитье мещан града нашего Берестейского, людей народа русского, братии церковного братства церкви во имя святого Николы, придела Богоявления, прозываемого приделом Бориса и Глеба, милостью нашей государевой позволяем им для свободного и спокойного употребления всех служб церковных и умножения славы Божией богослужения их, согласно с порядком городов наших столичных: Виленского – церкви святой Троицы, а Львовского — церкви святой Пречистой, и вольностей, нами, Государём, братству Виленскому и Львовскому данных, а также по благословению и грамоте пастыря их , в Боге славимого Мелетия Хребтовтча Литаворовича Богуринского, епископа Володимерского и Берестейского, архимандрита Киевского монастыря Печерского, который от них и пред ними положен был под датою года 1591, месяца октября, двадцать шестого дня, с подписью руки и с печатью навесною владыки Владимирского и Берестейского. То есть, во-первых, братство церковное. которое возлюбили и для дел богоугодных, согласно установлению своему, имеют право иметь и во всем в нем управлять и распоряжаться по уставу и примеру градов наших Виленского и Львовского на вечные времена. И дом их братский, в котором дела свои братские отправлять будут, от всяких уплат и повинностей наших государевых и городских и от стояния в нем гостей всякого звания, как при бытности нашей государевой, так и в небытности, освобождаем и свободными учиняем на вечные времена. Так и алтарь, в котором поп их братский служить будет, согласно грамоте вольности от владыки берестейского на то им данный, сохраняем для них, и никто из званий духовных и светских им препятствия ни в чем в приделе Глеба и Бориса чинить и во вхождении свободном церковном препятствовать не имеет права. А для обучения детей народа христианского всякого звания к благополучию и преуспеянию Речи Посполитой позволяем им иметь школу греческого, латинского, польского и русского языка, и людей ученых в тех школах свободно содержать духовного и светского звания. Братством их и церковью, алтарем, попами, школами, и всею челядью братскою, и землями, братству и алтарю принадлежащими, не имеет права никто управлять, только они сами, братство вышеуказанное, сохраняя во всем целости верховенство пастыря владыки Володимерского и Берестейского. А если бы кто по доброй воле своей что братству этому подарил, или по завещанию отписал, а также если и без завещания подарит или отпишет вещи как движимые так и недвижимые — то на все будущее время при этом братстве церковном навечно остаться должно, и никто от того имущества братства отнимать и отделять права не имеет.

И на то дали мы братству церковному Берестейскому сию грамоту с подписью руки нашей государевой и с нашей печатью. Писано в Варшаве на вальном сейме, лета Божиего Рождества 1592, месяца октября, одиннадцатого дня. Sigismundus Rex. Матей Война писарь.»

Такие имея права, изложенные на пергаментах, и видя всю полезность их, присовокупил я их к книгам городским, и сделав выписки, смелей волю Божию исполнять начал.. Что уния с Римом ветхим, вне согласия с уставом Церкви Восточной принатая, навеки проклята, имея доказательства достаточные, явно о том в церкви и на всяких местах оглашал. Потому в граде том Берестейском и во всем повете воеводства того в великой тревоге униаты восставать начали. Потом, когда был я на сейме, в году 1641, в сентябре месяце, выписал я суть привелеев, утверждающих фундуши и клятву на отступников из канцелярии королевской в таких словах:

«Владислав Четвёртый etc. Извещаем этой грамотой нашей всех, кому это знать надлежит. Прошены мы были о выдаче из книг канцелярии нашей большой Великого Княжества Литовского существа дела нижеописанного, которое в грамотах святолюбивой памяти Короля Его милости Жигимонта Третьего, пана отца нашего, находится в таких словах писанное: «Во имя Божие да будет к вечной памяти и утверждению постановления ниже приводимого:» Мы, Жигимонт Третий» и прочее. Окончание же этого документа следующее: «Мы, Король, на просьбу стороны просящей, милостиво изволив это дело, в этой грамоте суть которого изложена в году нынешнем 1641, месяца сентября, шестнадцатого дня, под печатью великого княжества Литовского выдать повелели сие. Писано в Варшаве за ведомством освященного Альбрехта Станислава Радзивила, княжащего на Олыце и Несвиже, канцлера Великого княжества Литовского, Пинского, Гниевского, Тухольского etc. старосты. Альбрехт Станислав Радзивил, канцлер Великого Княжества Литовского. Ян Довкгало Завиша, секретарь его Королевской милости, переписал мой королевский документ мещанам берестейским.»

В то же время на сейме в Варшаве, волею Божией и молитвами Пречистой Богородицы, привилей новый на братство Берестейское при Церкви уже Рождества Пречистой Богородицы через комиссара и дворянина Его Королевской милости, согласно прошения поданного, с подтверждением первоначального права и дозволением на приобретение участка под дом братский с подписью руки королевской, приобрел в таких словах:

«Владислав Четвёртый, Божией милостью Король Польский, Великий Князь Литовский, Русский, Прусский, Жемойтский, Мазовецкий, Инфляндский, Смоленский, Черниговский, а Шведский, Готский, Вандалский наследственный Король.

Извещаем сей грамотой нашей тех, кому надлежит знать сие. Донесена к нам через некоторых панов радных и урядников наших придворных просьба от имени обывателей и мещан братства церковного Берестейского, к унии не принадлежащих, о том, чтобы им церковь Рождества Пречистой Богородицы в граде нашем Брестском, за рекою Мухавцем на улице Мудрецкой находящуюся, названную Задним монастырем городским, уже им дворянином нашим в году 1633 переданную, ради высшей силы особенным привелеем нашим упомянутую церковь, также и монастырь утвердить. Мы тогда к просьбе их милостиво снизошли и тем привелеем нашим церковь Пречистой Девы нашей Богородицы Марии, Задний монастырь городской, согласно доклада дворянскго, со всеми принадлежностями издавна им принадлежащими, утверждаем и скрепляем. При церкви этой пребывающие иноки религии греческой, неуниаты, свободно во всем, согласно закона церкви восточной, богослужения и обряды отправлять имеют право в вечные времена, также и братство их церковное, согласно привелея Его милости, Пана отца нашего, дозволяющего им то братство при упомянутой церкви, они же привилегированный здесь алтарь иметь имееют право, в чем изъявляем согласие свое и дозволяем. При том братстве школу языка русского и польского, и госпиталь при той же упомянутой церкви иметь, и участок земельный себе на дом братский на той же улице поблизости приобрести дозволяем, что все это утверждая, ради лучшей удостоверения, рукою сие нашей подписав, печать Великого Княжества Литовского приложить приказали мы. Дан в Варшаве, месяца октября, 13 дня, года 1641, царствования нашего Польского девятого. а шведского 10 года.

Wladislaw Rex. Станислав Нерушевич писарь».

Этот привилей сейчас же на сейме пан канцлер и подканцлер никак не захотели запечатать, потому снова в году 1643 на сейм с тем же привелеем для запечатания с мещанами братства Берестейского приехали. И увидев, что уже несносную обиду Церковь Восточная терпит от униатов проклятых и от всех властей римских, возвещали, что вот-вот вера и Церковь православная в Панстве Короля Польского умножаться не сможет (о чем яснее в «Новинах» описано»), тогда призрением Божиим ходатайствовали с образом Пречистой Богородицы в Кресте изображенном и с историей явления того образа в пределах московских, перед публикой и сенатом, и пред Королем Его милостью Польским. С надписью такой:

Затем, наияснейший Королю Польский, Пан мой милостивый, то чудо Божие чести Вашей и магистрату предлагается, чтобы уния проклятая была уничтожена навеки, так как она весьма и весьма проклята, о чем делами своим достаточно свидетельствует.

О беда, беда тем, которые прокляты отцом своим духовным, которого сами себе избрали!

Желай же, Ваша Королевская милость, милостиво и то совершить ради врожденной Вам доброты и данной Вашей милостью королевской присяги, да вера истинная греческая основательно будет успокоена, а уния проклятая уничтожена и в небытие обращена, ибо если унию проклятую искорените, а Восточную истинную Церковь успокоите, то счастливые годы Ваши проживете. А если не успокоите веры истинной греческой, и не уничтожите унии проклятой, то узнаете наверняка гнев Божий, ибо уже весы несправедливости к самому долу опустились.

Уже злоба людская и гнев до предела их низвела. Силы уже в людях правоверных истлели и совсем изнемогли. В таковые времена помощь Божия приходит, как видите. Тот образ, в Кресте изображенный, Пречистой Богородицы, трубою является и знаком, предваряющим Страшный суд Божий, который воистину прийти должен, согласно Евангелию святому: «Благословенных отделив пошлет в Царствие Небесное, а проклятых пошлет (ах беда же!) в пекло на вечные муки».

Знаю, что кто будет сопротивляться таковому предостережению, будет невернейшим, чем Фараон закаменелый. Надеюсь же и что тот будет как и Авраам, верный Богу, Творцу своему, который в то поверит. В воле человеческой состоит это: избирай же себе то, что желаешь, пока время еще имеешь. Вот тебе части две для веры: вера же твоя».

После такового поступка моего на Сейме у Короля Его милости Польского, отцы старшие обвинили меня, помышляя. что я самовластно то сотворил, а не по воле Божией, и до окончания Сейма под арестом содержали меня. Потом же, разъезжаясь из Варшавы, в Киев отправили.

В Киеве, в несколько недель, когда было на то время, историю вышеописанную и свой поступок перед Королём Паном на латинском языке вразумительнее так написал.

Ex historia, in chivitate metropoli Moschoviae descripta per Athanasium Philipovicz, moderno tempore ihumenum Brestensem, monachum ordena sancti Basilii, data Michaeli Moschovitico, anno 1638.

1. Manifestando aflictionem fidei graecae et ecclesiae orthodoxae sub rege Poloniae, tanquam propter elemosinam pro aedificanda ecclesia, ad orthodoxum ducem Moschoviticum ex Lithuania a monasterio Cupiaticiensi Athanasius, cum alio monacho sine literis (non sine divino instinctu), advenit.

2. In regno Poloniae in monasterio Cupiaticensi, ubi et ecclesia dedicata sanctissimae Virgini Deipare, cum imagine eius miraculosa, in cruce expressa antiquitus invenitur, quasi vox audiebatur: « Ducem Moschoviensem ecclrsiam ibi novam aedificaturum^. 3. Imago Deiperae in cruce ad similitudinem Cupiaticiensis, in caelo illico post ortum solis visa, ut dux Moschoviticus in caelo illico post ortum solis visa, ut dux Moschoviticus in vexillis militaribus suorum militum simelem gerendo cum iis contra uemlibet hostium suorum egrederetur. 4. In eo praelio quemlibet, idem quasi dux Moschoviticus ut salvum conservaret. Totius huius histiriae, quamquam circumstantiae peregrinationis variae sunt, summa tamen rei talis est, ut hic demonstratur. Initium huius histiriae tale est: Notum tibi, serenissime ac invictissime Michael, princeps Moschoviae domine orthodoxe, quod deus omnipotens summus, rector et gubernator universi, ^in manu enim eius (ut sapiens dicit) et nos et sermones nostri et omnis sapientia et operum scientia et disciplina, etc. usque ad finem. Allegorice ex historia non nulli intelligunt^ loco ducis — Christum aut Michaelum archangelum, loco ecclesiae — populum orthodoxum, loco in cruce imaginis Deiparae — tabam terribilis iuditii cum misericordia significari, nam et postea, quod factum est, maxime miraculo sum est. Transactis quinquis annis post redditam duci Moschovitico hanc historiam, quam ibidem anno 1638 martii in metricis conscripserunt, idem Athanasius Philipovich, anno 1643 martii decimo die, feria sexta, e meridie, tercia hora, in comitiis generalibus Varsaviae perspecta nimia persecutione fidei graecae, nam idem Athanasius, tunc explorabat privilegium pro ecclesia orthodoxa Brestensi, sed consignare illud, ad ablationem triginta talerorum nolebant. Dicebant enim sibi quasi cancellarius Radzivil et vicecancellarius Trizna, sub anathemate a papa romano, prohibitum esse ne ullo modo fides graeca cresceret. Eo autem tempore, ut supra, dictus Athanasius (scriptu certe bono), tanquam supplicando et iustitiam desiderando per imaginem in cruce beatissimae Virginis Deiparae, in septem volumibibus, linteis sigillacim pulchre depictam, simul etiam cum historia Moschovitica, duae erat cuilibet imagini appensa. In arce publice senatum, ante conspectum regis agressus causaque iediciali coram rege dirupta, tradidit imaginem unam, marginibus deauratis pulcherrime ornatam et holoserico obvolutam, regi Poloniae Vladislao Quarto, senatoribusque sigillatim non nullis, iuxta exigentiam titulorum ipsorum, et legatis etiam in comitiis eadem hora per diaconum suum optimum obedientem, nomine Leontium, cum inscriptione tali. «Id circo serennissime rex, domine noster clementissime, hoc miraculum divinum magestati vestrae regali proponitur, ut unio maledicta deleatur, et enim est maxime ac maxime maledicta iure id convenienti evidenter demonstratur. O vae, vae, vae huic, qui devenctus est anathemate a patre spirituali, legetime sibi illato. Velit, vesta regalis magestas, id intendere, pro innata tua bonitate et iuramento regali vestro, ut religio graeca radicitus qu’лtat reddatur, unio autem maledicta eradicetur, si hanc everteritis et orthodoxam fidem pacaveritis, feliciter vestros traducetis annos . Si autem non pacaveritis fidem veram graecam et non eradicaveritis unionem maledictam, experiemini iram Dei. Jam et enim trutinae iniustitiae usquam ipsum centrum tetigerunt, jam malitia humanamodum maxime excessit, vives autem in hominibus orthodoxis deficiunt et maxime debilitantur. Talibus itaque temporibus Divina potentia advenit; ut videtis, haec imago in cruce beatissimae Virginis tuba est et signum praeoccupans terribile iudicium Dei, quod vere advenire debet iuxta evangelium sanctum: beatos electos mittel ad regnum caelorum, maledictos autem protrudet (ah, miserabile) ad inferos in saecula saeculorum. Novi contrarium fore huic cantellae quaempiam Faraonem duriorem lapide, futurum etiam et Abrahaamum fidelem Deo qui crediderit. In libero hoc positum est arbitrio hominis. Elige tibi quod placet do nec tempus habes».

В Киеве в то время., как писался этот доклад по-латински и велось расследование, весьма меня, Афанасия, терзали и в консистории оправдываться принуждали.. Однако, не найдя вины во мне. отослали к его милости митрополиту, как в «Новинах» ниже описывается.

Его милость отец митрополит, видя невинность мою, ибо ни от Короля Пана. ни от Речи Посполитой обвиняющих меня не было, и к тому же имея прошение от всего братства Берестейского, посылает меня снова с письмом своим в Берестье. Это письмо я там (для доказательства в будущем своей невинности в решении этом его милости отца нашего митрополита православного) к книгам присовокупил и выписку сделал в таких словах.

«Выписка из книг городских староства Берестейского. Года от рождества Сына Божия тысяча шестьсот сорок четвертого, месяца августа четвертого дня.

На правлении городском, в замке его Королевской милости Берестейском, предо мною, Николаем Табенским, писарем земским и подстаростой берестейским, лично представ, славимый в Боге его милость отец Афанасий Филиппович, игумен монастыря святого Симеона берестейского, подал к приобщению к книгам правления городского берестейского письмо уже открытое в Боге преславного его милости отца Петра Могилы, архиепископа митрополита Киевского, Галицкого и всея России, экзарха святого Апостольского престола Константинопольского и Печерского архимандрита ко братству Берестейской церкви святой Восточной Рождественской в речи и постановлении, ниже в письме том изложенных. Письмо сие желал именованный отец игумен, чтобы было принято и в книги городские вписано. В чем я, подстароста, находя просьбу обоснованной, письмо это принял и велел в книги берестейские вписать. И вношу в книги на языке русским слово в слово в следующем виде.

«Пётр Могила, милостью Божией митрополит Киевский, Галицкий и всея России, экзарх святого Апостольского престола Константинопольского, архимандрит монастыря Печерского Киевского.

Благородным, благочестивым и христолюбивым их милостям панам братиям братства крестоносного Церкви святой Восточной и нашего смирения в Святом Духе наимилым сынам милость, покой и милосердие от Христа Спасителя и наше архиерейское благословение от столицы митрополии Киевской препосылаем.

Уважая милостей ваших в письме изложенную просьбу и нужду в отце Афанасии, благословили его на то же послушание игуменства Берестейского ехать при надлежащем наказании духовном за поступок оного таковой, который бы всей Церкви Российской нанес бы великую печаль и затруднение. Надеемся, что по таковому исправлении нашем, осторожней будет поступать впредь в делах церковных, и особенно пред Королем Его милостью, Паном нашим милостивым, и всем пресветлым Его Сенатом в послушании своем; и как в прошедшее время угождал милости вашей, так и в будущем тщание приложит, да повинность свою духовную и нужду милости вашей смог бы благополучно исполнить. Засим самого себя и молитвы мои архиерейские милостям вашим тщательно вручаем. из монастыря Печерского киевского дня 20 года 1643.»

В том письме при печати подпись руки такими словами: «Милостей ваших приветливый в Святом Духе отец пастырь и богомолец Петр Могила, архиепископ, митрополит Киевский рукою собственною».

Письмо сие, поданное к приобщению к книгам городским особою вышеупомянутою, вписал, из которых и выписан сей час под печатью правления и с подписью руки писарьской его милости отцу Афанасию, игумену монастыря святого Симеона, выдан. Писан в Берестье.»

Благодаря письму этому митрополичьему, а наиболее волею Божией пребывал в Берестье в покое время немалое. Тогда же получено было мною письмо от пана Зычевского, слуги и юриста его миловсти пана Казановского, из Варшавы о запечатании привелея в таких словах.

Wielebny w bodze, miłosciwy oycze ihumienie brzesky, moy wielcie miłościwy oyche y dawny dobrodzieiu!

Luboć to wasza milość w Warszawie z odważnego waszey miłości moiego miłościwego oyca progressu dla imminentiae, które ecclesia Christi po wszytki dni swoie cierpi pericula y całości rellionis sequestrowano było concludowałem ia iednak że seo wasza miłość zeło rellionis navis ecclesie Christi, na tak wielkim oceanie periculo cum dispendio vita in conspectu domni et Rei pub (licae) processit.

W tym tedy rzecze ten conamen waszey milości oddano staraniu memu y prace. Y lubo durum erat contra stimulum calcitrare faxit, iednak Deus, że wedlug intenciiey waszey miłości sprawiłem y ten przywiley zapieczętowany mam. A iakom panom, panom braci waszey miłości, obiecalem dawać znać, daię z umysłu naiąwszy kozaka, y piszę do nich osobliwie.

Racz wasza milość ex offitio suo aby iak nayprędziey wysłali, bo res cum personis illustribus agitur y na prędkim koniu potreba y sama moia rada iest, bo gdy iuż do Krakowa odiedzie, trudno będzie y co wyrzeć, o nich serio upominać, aby predko przysłali.

Temu kozakowi musiałem dać za drogę 15 zlotych, ad rationem dziesięć dałem, a wasza miłość macie mu dać tam pięć, a przytym przoszę abyś go wasza miłość humanissimo, ut solet, przyięć raczyi y iemu y koniowi nim go wasza miłość odprawicie nie żałuiąc strawy. Szerey wypisałem i do panow, panow braciey waszey miłości. Wasza miłość z tego listu wyrozumieć biędziesz raczył. A ia lecz osobliwey zasługi moiey chęci ych miłościey wyglądam.

A waszą miłość, mego miłościwego oyca, ktorego ia aminorennitate ad ditum ku sobie znałem, proszę, proszę abyś mię wasza miłość w modlitwach swoich swiętych nie przepominał przy ofiare świętey iterato oremus, proszę. A za tym wszytkim ich miłościam oycomo czołem biiąc, waszey miłości, miłościwego oyca łascie, iako naypilniey s poslugami memi oddaie się.

Z Warszawy 3 maia anno domini 1644. Waszey miłości, mego miłościwego oyca y starego dobrodzieia, zyczliwy sluga W. Zyczewsky.

Сразу же после этого письма великие притеснения и обиды от иноверных и от униатов начались (о чем ниже в «Новинах» описано), и возобновилось первое наше церковное дело. В то время взяли меня в тюрьму по приказу короля пана (как бы по делу Дмитровича, царевича московского) в Варшаву, где и был в оковах год и больше. Там же из тюрьмы, указав на невинность свою в деле царевича московского, объясняю о себе, убогом, что есть я слуга Божий и о том, в каком деле от давнего времени волею Божиеей орудие. И, собственно, под время сейма года 1645, когда Король Пан со второй раз уже жениться хотел, написал «Новины» православным.

Новины правоверным, посвященные успокоению веры и Церкви православной Восточной, в виде ходатайства о них перед Королем и Сенатом Его всем, согласно титулов каждого в таких словах.

Наияснейший во Иисусе Христе Королю Польский, Пане, Пане и добродетелю мой весьма милостивый!

Как верный подданный Вашей Королевской милости Пана, Пана мне милостивого, я , убогий монах устава святого Василия Великого, как Вашей Королевской милости, Пану мне милостивому, так и всем чинам высшим, средним и низшим возвещаю то, что весьма-весьма желал и готовился уже содействием Духа Святого (как тому простым сердцем верую) на Сейме вальном ныне, в году 1645 на предостережение всего христианства в этот час заката мира (о чём воля Творца есть), написав на нескольких десятках страниц, в Костёле варшавском в присутствии Вашей Королевской милости, как в наиспокойнейшее время, различным особам и сенаторам подать, возвестить и в точности не от себя, но о укрепляющем меня Иисусе Христе, довести и указать.

Однако дивные дела Бога в Троице святой православно славимого и Пречистой Богородицы, Ходатаицы, Благодетельницы и Заступницы нашей, упредив то время перед сеймом на несколько недель, как бы о причине иной – Дмитровича, царевича московского – (а то. собственно, по образу вождения слепорожденного от суда к суду ради лучшего проповедания, говорю всем, такой великой, страшной, важной и святолюбивого дела светлости желанной веры православной) – взяли меня в тюрьму и в оковы. За что я, смиренным сердцем, как православный слуга Божий, православно Творца моего возблагодарив, сие из заключения, согласно воле Божией и времени потребного, вспомоществованием Пречистой Богородицы, по послушанию своему в точности исполняю, о воле Его пресвятой и о себе убогом объясняю в таком порядке.

Я, убогий Афанасий Филиппович, который, воистину. с детства и от сознания ума своего милостью Божией и молитвами Пречистой Богородицы в вере православной и Церкви истинной Восточной постоянно пребывающим состою, зная науки церковнорусские, служил в разных местах, и у покойного пана Сапеги, гетмана, семь лет служил инспектором Дмитровичу, какому-то царевичу московскому, который в королевствование Жигимонта Третьего под опекой его был.

Там же, осознав преходящесть мира сего, чернецом стал в году 1627 в Вильне при церкви православной Святого Духа пострижен быв господином отцом славной памяти Иосифом Бобриковичем. И был на послушании в монастыре Кутеенском под Оршей и в Межигорском под Киевом время немалое, научаясь воле Божией и монашескому житию.

Однако бывает у монахов перемена. Из Межигорья по послушанию когда снова уезжать мне пришлось, святой памяти достойный муж господин отец Комментарий, в то время игумен межигорский, при отце Самуиле Борецком сказал мне на пользу такие слова: «Брате Афанасий, ты есть монах монастыря Межигорского. Упомянутые три вещи храни. Первую: будь послушен старшим своим. Вторую: правила церковные соблюдай. Третью: бесед женских остерегайся. И, если даст Бог, то сохранишь, спасешься и будешь нужен на служение Церкви Христовой. Иди с миром!»

Когда шел я в Вильно, за Чернобылем перед Мозырем, на берегу Днепра, в пуще на дороге попался мне человек весьма больной. Взял я его на себя и нес немало. Тот человек потом дивные дела о тайнах Божиих много со мной говорил, дал мне Имя наисладчайшее Иисус Христос на сердце моё и указал, как я должен то сохранить.

1. Мирность со всеми людьми в жизни рассудительно иметь; 2. Послушание, чистоту и нищету сохранить монашеские; 3.О смерти двоякой памятовать всегда; 4. Воле Божией всегда-всегда во всем отдаваться. что я, памятуя (дара Божия согласно времени таить не следует), и по сей час начертанное милостью Его святой на сердце своем имею

Я, убогий Афанасий, из Вильни, по посвящению в иереи, по воле Божией и старших моих, был назначен наместником в монастырь Дубойский под Пинском. Там три года с духами злыми, видимыми и невидимыми, весьма сражался.

И когда князь Радзивил, канцлер Литовский, по имени Полоза, в году 1636, притесняя Церковь православную, отбирал монастырь тот Дубойский в попьзу иезуитов, весьма мудрых, наделяя имуществом их в граде Пинском, в то время весьма страшные видения на небе и на земле, не во сне, но днём и наяву, только будто в восхищении каком-то будучи) видел: на небе — тучи весьма гневные с войсками вооруженными, на кару готовыми, и на земле — семь огней адских, на семь грехов смертельных приуготовленных. В тех огнях, в пятом – жарком гневе — трех лиц отчетливо видел: нунция легата в короне папской, Жигимонта Короля и Сапегу гетмана, за преследование Церкви Восточной весьма печальных сидящих. То видение, когда другим указывал, видеть не могли. Только один святолюбивый муж, господин отец Иларион Денисович, игумен Купятичский и Пинский, те дела Божии видел и дивился.

Подстароста Пинский, пан Огродинский, спустя немного, когда заезжал в этот монастырь, громко вопиял: «Отцове! Ради Бога, что же это делается! Страх меня объемлет. Не имеешь ли какого предательства? Балки под мостом не подпилены ли? Отцове, ради Бога, не шучу, страх меня объемлет!» И долго так тревожа, даже после провода отцов виленских, в монастырь со всем поездом въехал и взывал.

Я сейчас же по ревности моей к благочестию святому, написав жалобное письмо от людей православных, которых там не тысяча была, имея добрую надежду в вере православной, что те люди, или же в лице тех людей вся Церковь Восточная к Православию святому должна вернуться, и посвятил то письмо Пречистой Богородице Купятицкой с подписями рук людей достойных немало. А именно подписались: отец Сильвестр Краскиевич. игумен циперский, Леонтий Шитик, игумен дубойский, Иларион Денисович, игумен купятичский, Самуил Рогаля, печатник братства виленского, Афанасий Филиппович, наместник Дубойский, Себастьян Гуляницкий, урядник дубойский, Иван Крупка, писарь дубойский и иных немало. Меня от того времени на послушании в монастыре Купятичском оставили, и был я тому покорен.

Я, убогий Афанасий, который в году 1637 из Купятич на сбор жертвы на Белую Русь быв выслан, дивным делом Божиим и спутешествием Пречистой Богородицы Купятицкой (образ которой на границе московской истинно на небе явлен был нерукотворно), чудом до столицы Московской доехав, за рекою Москвою, на Ордынской улице, на дворе постоялом там случившемся будучи, справедливо о том, что в дороге случилось, историю написав согласно виденного от Господа (как тому простым сердцем верую), Царю Московскому на укрепление, защиту и умножение веры святой православной подал.

Я, убогий Афанасий, который в году 1640 послушно из Купятич волей Божией (что точно доказывается) на игуменство Церкви православной в Берестье Литовском, где основание унии проклятой заложено было, приехав, права и привелеи, на пергаментах найденные со страшным проклятием на униатов, в книги городские внес и огласил в церкви и на разных местах, по воле Божией, указывая, что это разделение Руси, т.е. принятие унии с ненадлежащим пастырем незаконным чином есть весьма проклятое. Потом, из метрик Вашей Королевской милости варшавских в выписках те дела изъяв, новый привилей с подтверждением оных прав на церковь православную берестейскую от Вашей Королевской милости, Пана нами счастливо правящего, Владислава Четвертого, с подписью руки получил. Однако запечатать его ни канцлер, ни подканцлер и за тридцать талеров твёрдых не желали. И когда был в покоях их милостей, говорили мне: «Будьте все униатами. так и даром запечатаем. ибо знайте, что под клятвою. возбранено от святого отца папы, да не умножается более здесь вера греческая». В то время ксендз Клецкий в покое канцлера был и желал, прочитав привилей, чтобы был он запечатан. Однако никаким способом не желали запечатать.

Потом обратился я к отцам старшим моим, и понял, что каждый из них только свой собственный интерес знает.

Господин отец Коссов двух тысяч золотых каждый год на владычество Могилевское доходит.

Отец Гулевич изгнанника из себя изображает, владычество Премышльское пустив в вечность — как в конституции написано — «на унию».

Отец Жолуд кирпичный заводик только в Вильне правом наделяет.

Отец Шитик привилей, один себе на архимандритство Овручское, а второй Филатею на игуменство Златоверхого Михаила приобретает.

Единственный господин отец Варлаам Дедковский святолюбиво в деле церкви Печерской с рассуждением духовным действовал.

Иные отцы все и монахи ради своих интересов приехали и говорят между собой: «Я имею, я имею на нужды своих церквей. Как себе кто хочет, пуской договоривается и достигает. Я же дела не имею до того» И уже об ссновательном успокоении веры православной нет и помина.

Мещане же убогие из Люблина, Сокаля, Орши, Пинска, Бельска, Кобрина, Берестья, и из иных городов и местечек плачут и скорбят, что уже нет и пастырей, с кем бы они церквей своих добиваться могли! Нет уже мужа святого Леонтия Карповича, архимандрита Виленского, и отца Иосифа Бобриковича, старшего Виленского! Нет уж мужей памяти достойных Михаила Кропивницкого, Лаврентия Древинского и пана Мефодия Киселя с товарищами его на поле брани не стало, кто бы мог успокоения основательного веры православной греческой добиваться! Нет уже богослужения свободного, из-за смущения православных людей, даже и за деньги!

Ах, беда! Креста не приняв, детки и взрослые без брака живут, а почивших в полях, в огородах, в погребах тайно в ночи хоронят. Нет уж, говорю, свободы уже и за деньги! Тут в панстве христианском православные люди большую неволю терпят, чем под турецкой неволей! Ибо оршане бедные за то, что новую церковь в братстве своем построили, двести червоных золотых подканцлеру за печать давали. А соколяне сто червонных золотых и пятьдесят коров в фольварк особы одной за дозволение только давали. И иные также много чего истратили, но ничего не добились.

Как и в прошлые времена, противники правды святой умышленно (под воздействием духа злого), желая уничтожить тут в панстве христианском веру православную греческую, от сейма к сейму. безбожно утесняли, и возмущая сеймы, откладывали принятие конституций, не дозволяя, чтобы обиженная справедливость обрела.

То всё увидев и уразумев, я, убогий, по дару Духа Святого (как тому простым сердцем верую) шел на постоялый двор за «Панну Марию» через новое городище в Варшаве, размышляя в себе через имя Иисус Христово, в сердце моем вычерченное, от ревности исповедания православного говоря «О Боже справедливый! Как это весы несправедливости уже-уже к самому долу опустились? Вот-вот отцы наши старшие веры православной об умножении хвалы Божией ревновать не будут; уже все ее как будто стыдятся. И что больше – некоторые hflb славы и свободы мира сего, латинством и многим о себе разумением обмануты будучи (ах беда же!), из веры правдивой к иной вере, как Смотрицкий , Скуминович и иные, тайно переходят. И уже немало кто из латинников наших милых, право, в один струп слившись, уже в косность людям простым веру истинную и Церковь Восточную вменяют, и словно бы благочестиво, вопиют: «О. и та, о и та вера есть добрая!» А того быть не может, чтобы много вер было добрых. ибо написано: «Един Господь, едина вера, едино крещение» и прочее.

Так размышляя, увидел вдруг деву, от костела «Панны Марии» как бы в отчаянии обнаженную бегущую и вопиющую великим криком, руки заломив за голову: «Погибла! Взяли у меня с ложа изголовье и покрывало!» И помыслил я про себя через имя Иисус Христово: «Так теперь Церковь православная тут в панстве христианском плачется, будучи окрадена злодеями полуденными (то есть униатами проклятыми), похитившими ложе мысленное Соломоново и обнажившими ее от покрова ее прекрасного» Ибо в тот час изменник какой-то, злодей и кощунник какой-то Касьян Безухий издал книжку, обнажая таинства пресвятые Церкви православной Восточной. То мысля, когда поравнялся с той девой, дал ей червонный золотой, говоря: «Купи себе, что можешь». И пал тут же на меня Дух Святой в слезах жалости, и долго о том ревниво плакал.

Потом на господе у Русина, пекаря, в коморке, когда совершал акафист к Пречистой Богородице, тогда на тех именно словах: «От всех нас бед свободи», весьма повелительный голос от образа Пречистой Богородицы слышан был таковой: «О Афанасий! Ходатайствуй теперь на сейме с образом Моим, в Кресте изображенным Купятичским, перед Королем и Речью Посполитой, грозя праведным гневом и страшным судом Божиим, который истинно вот-вот наступит, если сие не увидят. Пускай же во-первых унию эту проклятую навечно уничтожат, ибо это первое нужно. и может еще все будет благополучно».

В повелении Пречистой Богородицы и силе честного Креста о имени Иисуса Христа, как это и объясняется, в году 1643, права имея достаточные. как игрок некий, имеющий карту хорошую, и как Илия пророк, ревностью о православной вере в Варшаве на Сейме вальном образ Пречистой Богородицы, в Кресте изображенный Купятичский, в семи экземплярах, на полотне написанный, с историей московской (о верности в том Вашей Королевской милости, Пану мне милостивому, свидетельствуя) и с надписью на предостережение от гнева Божиего и Страшного суда Его вместо ходатайства от Церкви Восточной, в замке и в избе передал магистрату и присутствующей Вашей милости, Пану мне милостивому, и некоторым весьма важным лицам сам лично, а в рыцарском кругу через диакона моего некоторым особам также важным, подали и вслух, согласно смотрению Божию, права наши предъявляя, вопияли.

«Наияснейший Королю Польский, Пан мой милостивый! Вот такую неправду и обиду несносную имеем: не хотят нам, людям правоверным, в делах богоугодных церковных привелеев запечатать, не хотят нас согласно прав сохранить верными Вашей Королевской милости . И это уже пятьдесят лет вера истинная и Церковь Восточная под вами, владыками христианскими, в Королевстве Польском ради приобретений унии проклятой сверх меры притеснения терпит. И это с помощью и по начинанию ненавистных капланов римских, а наиболее иезуитов наиболее мудрых. Те иезуиты, стремления человеческие в детках малых льстивыми словами на науки лицемерные и на титулы высокие направив, в школах комедии устраивая, в костелах кафедры имея и книжки переиначенные, измышленные обманом сатанинским, издавая, безбожно людей простых в поругание предают потакателям своим и преследуют правоверных христиан, сами будучи неправоверными».

Я, убогий Афанасий, назавтра в субботу, согласно советов некоторых панов сенаторов, сам пришел с диаконом моим Леонтием, к пану Опалинскому, маршалку, напоминая о своем деле. А от пана маршалка был послан к его милости ксендзу бискупу познаньскому, по имени Андрей Шолдровский, человеку весьма уважаемому, о котором и его милость отец наш митрополит Могила говорил (когда был я в Киеве — слышал): «Добрый то есть мой приятель». Тот вечером приехав из Сената от Вашей Королевской милости, то утешение велел нам объявить, что Король, Пан наш милостивый, приказал запечатать тот привилей, которого мы требовали. Прийдите утром к ксендзу подканцлеру, а теперь идите на господу.

Я, убогий Афанасий, от отцов своих старших к запечатанию привилея не был допущен и в злых словах обвиненный, за сумасшедшего выдан, а заодно ко всему (Пане Боже им прости) обруганный, оплеванный и осмеянный и обвиненный остался, за то самое, что я им наперед не доложил, составляя те ходатайства (если это необходимо докладывать о таких таинах Божиих).

Ах беда, мудрые от латинства до чего дошли! Уже ничему веры не имеют и воли Божией не допускают, однако во всем на себя и на разум свой положившись, свою волю исполняют и своя своих уничижают. Ибо там, в Варшаве тут же на Долгой улице, на дворе постоялом у единоверного Вашей Королевской милости по имени Ян Желязовский, несколько недель до разъезда сейма под арестом меня с диаконом моим Леонтием держали и удручали. С этой неволи я никаким способом (в деле таком знаменитом церковном, которое вопиет, согласно воли Божией) к рассудку их духовному привести и добиться не мог, и ревностью Дома Божиего воспылав и в себе воссвирепев, не будучи помешанным и при этом имея имя Иисус Христово на сердце моем начертанное, только для вразумления старших моих отцов, добровольно, не жалея обнажить себя и в болоте вымазаться, да только Церковь, возлюбленная Христова, одета и очищена была, сумасшедшим будто учинившись, из-под ареста сам вышел нагим, только клобук и парамант для знака монашеского на себе имея, в болоте весь выплескался и, посохом себя бия,. по улицам варшавским бегал и вопиял громким голосом: «Беда проклятым и неверным! Беда проклятым и неверным!! Vae maledictus et infidelibus!» Что челядь владычняя обнаружив в господе, вслед меня побежали и бегущего меня уже к воротам краковским (ибо хотел я и на рынок и в костелы забегать и вопиять те же слова, — а это было в день Благовещения, — по новому : «Беда, беда проклятым и неверным!»); там тогда под брамою меня обложили.и свалив в грязь, по колено и еще более глубиной, стояли надо мной с великим стечением людей долгое время, пока из господы воз не привезли. Тогда я, убогий Афанасий, словно бы мертвым став, великий холод терпел (а был то месяц март), и уже едва живой был на возе на двор постоялый господский привезен и снова под арест заключен.

Я, убогий Афанасий, обвинен будучи за ходатайства мои через образ Пречистой Богородицы, в Сенат поданные, и за обнажение мое ради Церкви Христовой, словно быв сумасшедшим, начинанием какого-то Даниловича, писаря владычнего, от старших отцов (меня, впрочем, согласно места и сейма в деле том судить ненадлежащих) был осужден, низложен, из священства и игуменства своего извергнут.

И уже при отъезде из Варшавы, не зная, куда меня деть, был посылаем из господы в господу: от отца владыки к игумену луцкому, от того к старшему виленскому, от господы снова к отцу Косову за Вислу реку челном перевезен, из-за Вислы повторно в Варшаву препроважен к отцу старшему Виленскому, господу над банею имеющего. Старший виленский, отъезжая, приказал челяди своей отдать меня отцу Шитику под надзор. Тот в третий раз перевез меня через Вислу. Оттуда я желал приглядеть, чтобы запечатали привилей (согласно приказа бискупского) у подканцлера. Не поверив мне в то, отцы мои старшие спровадили меня из Варшавы в Киев.

В Киеве никто меня не спросил, в чем и перед кем был я виновен, немалое время. И это меня весьма возмущало, ибо я при этом все время видел, что о покое церковном и об умножении славы Божией не заботятся. Кроме того, подвергся я уязвлению огней алхимических, которые палили в семи печах на обман одной особы, на которой в то время много лежало надзора за верой восточной и Церковью Восточной, о чем и поведал отчасти господину отцу Зосиме Печерскому и отцу Иосифу Дунаевскому.

Я, убогий Афанасий, снова (по злому наущению) по расследованию его милости отца нашего митрополита Киевского Петра Могилы, в консистории Киевской духовными отцами, как злодей некий, судим был. На том суде, когда припомнил,. как меня в Варшаве водили от господы к господе, отец Гизель сказал: «Как от Анны к Каиафе». Потом, видя, что я и без вызова, сам стал перед ними, обвинителя не имел, сразу же меня от того постановления свободным учинили. И по благословению отца нашего митрополита Киевского и всея России, экзарха святого Апостольского престола Константинопольского Петра Могилы с диаконом моим служили Литургию святую как в Печерах, так и на великом престоле в Церкви Успения Пречистой Богородицы Печерской чудотворной весьма часто. А тот суд и декрет, незаконно обо мне в Варшаве учиненый и отмененный, остался безвестным.

Я. убогий Афанасий, наипервей волей Божией. и потом благословением в письме выраженном Его милости отца нашего митрополита Киевского, с назиданием пастырским, снова, согласно желанию братства православного Берестейского, на игуменство присланный, где и в монастыре убогом с братией моей монашеской числом некоторым (что ведомо Богу и людям) пристойно живя, имели и там и сям, как и братия моя (а мещане убогие — отдельно) от студентов своевольных иезуитских и от попов униатских неоднократно побои, бития, поругания, на монастырь нахождения, дорогою, идя через рынок с вымыслами всякими препятствия и несносные учинения.

В Кобрине Облочинский какой-то, архимандритом униатским именуясь, на дороге свободной иноков, на моих конях ко мне из Купятич посланных, насильственно захватив (о беда же!), священнноиноку бороду урезал, диакона обнажил и выгнал их. А коня два с возом, с вещами на несколько сот золотых присвоил. И от иных на многих местах имели весьма великие обиды и беды.

В случившихся тогда нуждах церковных и монастырских, особенным призрением Божиим, ездили мы в Краков. Там, будучи у его милости пана Сапеги, воеводы новогородского, просили его, как добродетеля нашего (ибо на его милости земле располагаемся), чтобы с милостью своей подписать убедил Вашу Королевскую милость лист увещевательный к тем нашим обидчикам, ради того, что каждое право нам, православным христианам, использовать по справедливости трудно. На каждом месте, во дворах. в судах, ругаются на нас и гучат: «Гу-гу, русин. люпус, релиа, Господи помилуй, схизматик, турко-гречин, отщепенец, Наливайко!» и больше того, и кто их знает, что ещё, на срам нас выставляя, пред людьми измышляли. И вот потому от того утиснения нашего и поругания, листа увещевательного к тем обидчикам просили.

Однако — убогих злоключение — панам шутка. Сказал Сапега: «Поп с попом побились – мне что за дело? Будьте униатами, будьте, и в покое жить будете, или же идите себе к их старшим за справедливостью. Письмо же ко мне написанное, в котором признает. что неправду учинил, вот вам на свидетельство права вашего отдаю. А сюда зря прибыли и истратили несколько десятков золотых».

По сему я все оставил в покое. Только поездив немного около города для сбора жертвы — а , знать, и призрением Божиим), был у посла московского, напоминая ему и о пребывании моём, содействием Божиим, в году 1638 в столице московской. А когда был спрошен о Дмитровиче, о котором в отсутствие мое в Берестье уже дознался он от пана Галенского, наместника городского, в каком он здесь звании и содержании, то я сказал: «Дмитрович и сам о себе не знает, кто есть он есть по настоящему, одноко не подписывается царевичем». И я, как не знающий никакой хитрости и не имея посвящения ни от кого в тайны о нём, дал карточку его, с его господы ко мне писанную, с подписью руки его в тех словах: «Ян Фавстин Дмитрович».

Из Кракова ехали в Варшаву для выкупа привелея, о котором в писании юриста, по имени Зычевский, имели извещение, что тот привилей, которого и на сейме требовал, уже запечатан. Однако за такую печать требовал шесть тысяч золотых, говоря. что его через иезуитов добыл, и ценой весьма великой. Я же, убогий, к задатку первому в десять червоных золотых (на которые и сейчас расписку его имею) давал еще двадцать червонных золотых, а и сверх того расписку давал. Однако же не взял. Тогда я, осмотрев тот привилей запечатанный, и обнаружив, что его в метриках нет, больше не убивался. Предоставил все воле Божией и времени более счастливому.

Приехав же к братии моей в Берестье, скоро потом в монастыре отцов бернардинцев в первый раз дал образ Пречистой Богородицы в Кресте Купятичский изобразить со скипетром, в знак одоления (ибо видел запечатанный привилей). Написанный же, когда мне принесли, за червонный золотой получил его. И был он в келии моей; когда же согласно времени пред тем образом совершал молитвы, весьма-весьма великий страх пал на меня и сам от образа того слышал голос таковой:

«О Афанасий, ходатайствуй еще через образ мой в Кресте Купятичский изображенный на Сейме наступающем перед Королем Польским и Речью Посполитой об уничтожении полном унии проклятой. Благо будет, если послушают и уничтожат ее: поживут еще в отпущенных годах счастливо: ибо и планеты Меркурий в Венера указывают на милость в тех годах. А правило сына Моего при суде: во-первых спрашивать Адама, потом Еву, напоследок же как слово вымолвят злое, сразу же по по произнесении слова — постановление страшное.»

После сего устрашения я весьма слабый был пять дней. Истинно, не пил. не ел, помышляя. что мне делать. «Горе мне произносить таковые речи на таковом месте, беда и не говорить о делах Божиих!!» Постановил же для себя: говорить.

Тогда же пришло на меня разумение и бодрость даром Духа Святого (как тому простым сердцем верую), что униаты по воле своей римлянами обмануты, а римляне именно в завете Божественном и чине духовном обмануты сатаною проклятыи.

Образ Богородицы и то повелевает, чтобы и все еретики узнали, Кто есть истинная Царица Небесная и благодетельница великая всему роду человеческому, по естеству своему, а затем и все святые Божии. Крест знаменует (как хоругвь гербовая) пришествие Христово на суд справедливый очень-очень скоро.

«Ознаменуй же, Афанасий те дела Мои. И не откладывая, вопии, голоси. как труба наипронзительная, верещи, ибо час тому пришел, чтобы все, кто именем Иисус Христовым именуются, к исправлению пришли, т.е. все отщепенцы и еретики: лютеране, ариане, нуриане, сасы, цвинглиане, и иные им подобные, за то что они веруют в Христа Господа, чтобы в порядок истинный духовный, семью соборами установленный, пришли, то есть на десницу сейчас преклонились бы и присоединились, ибо вскоре уже не будут иметь времени для покаяния.»

А войну надлежит вести по нужде и лишь с погаными и неверными Христу, чтобы был над всеми единый Пастырь Иисус Христос, а не папа, и едина овчарня Иисус Христова. а не папская, ибо ведь не папа в Евангелии святом говорит: «Иные овцы имам, яже не суть от двора сего, и тые Ми подобает привести, и глас Мой услышат, и будет едино стадо и един пастырь».

Таковою тогда, я убогий Афанасий, волею Божией принужден быв, уже начал и готовиться на высокий театр мира сего, Сейм, имею в виду, вальный, в Польше собирающийся, перед всем собранием людским в костеле, в присутствии милости Вашей Королевской, после прочтения Евангелия, во время проповеди, поднести писания в нескольких десятках страниц с образами Пречистой Богородицы Купятичской и с историей московской (как и на прошлом сейме в Сенате), а разным чинам Коронным и Великого княжества Литовского, а также купцам чужеземным (если бы они были) на разных местах, способствуя наилучшему оглашению, по указанию Пречистой Богородицы и всех святых, чего от нас на том склоне времен и Страшного суда Бог всемогущий требует.

Какое я , убогий раб, оправдание о себе дам, когда Творец мой Иисус Христос и Матерь Его, Пречистая Богородица Купятичская, такое трудное, дивное и весьма великое дело и служение на меня покорного, как на быдлятко Валаамово, возложить соизволили? О Иисусе Христе, мой Искупителю! Не желал ли бы я , убогий, сидеть в монастыре, как и другие отцы и братия мои, молясь Тебе, Творцу моему за себя и за всю власть духовную и светскую, и особенно — за благодетелей моих? Не желал ли разве я того себе? Желал весьма и желаю, дивясь непостижимым делам Твоим святым.

Подаю это набожному призрения Вашей Королевской милости Пану и благодетелю, мне весьма милостивому. Что бы я предпринимал, убогий человек, простак, гарбарчик, калугер убогий между монархами мира, Вашей Королевской милостью и Царем Московским, когда бы не было о том особенной воли и содействия Бога в Троице Святой единого? Ведь и Сам изволил сказать: «Без меня не можете творить ничесоже».

Русь же от патриарха Константинопольского, Нового Рима, Владимиром князем, призрением Божиим, окрестилась в году 987, по 22 годах после поляков. И от того времени патриарх Константинопольский духовное послушание и благословение здесь находит. Это многим ведомо, а незнающие пускай у Длугоша, канонника краковского и у иных летописцев поглядят.

Уния же есть проклятая — право достаточно сие доказывает. Кто когда-либо уклонится от пастыря своего собственного благословенного и братства и удалится к другому, недолжному, тот пускай будет проклят от Отца и Сына и Святого Духа! Пускай будет и по смерти своей неразрешен! Пускай будет иметь клятву отцов святых, что заседали в Никее и во всех святых местах Божиих! А тот это Пастырь и Отец духовный истинно так связал, Которым истинно. по воле Божией, между пятью столицами духовными в том предвечном мире, по надлежащим и весьма важным причинам и тайнам Божиим, Духом Святым сотворенным и данным, между столицами, говорю, пятью: Константинопольскою, Антиохийскою, Римскою, Александрийскою, Иерусалимскою единая власть и равность духовной власти с иными столицами и Константинопольской дана: истинным порядком связывать и разрешать, согласно речи Христовой: «Глаголю вам, его же свяжете на земли, будет связан и на небе, а его же разрешите на земле. будет разрешен и на небеси».

Кто этого не знает, тот униат, который отбежал от пастыря своего собственного по своей воле, и истинно проклят, а особенно тот, который без исповеди и покаяния надлежащего изошел с этого света.

Знать и то необходимо, что как Люцифер с наивысшего неба извержен, так и униаты на церковном небе ради пожелания стола сенаторского, проклятыми учинились. Грех содомский и иные великие своеволия святыми отцами прощаются. Только гордость проклятая вынужденно наиболее осуждена бывает.

Потий перед владычеством своим, костеляном берестейским будучи, имел место в сенате. Когда же стал владыкою, оное ему было возбранено. Потому, помышляя о себе высоко , у разных лиц: у пана виленского Ходкевича совета искал и возмущался: «Почему это мы под Королем Польским свободы имеем равные. а не заседаем вместе с бискупами?»

Тогда духовные римские посоветовали ему, по воле Короля Пана. «Когда будете иметь от отца святого, Старого Рима папы, благословение, то удобно будет вам иметь и между нами стол сенаторский».

Потий тогда, из-за желания стола сенаторского, с Терлецким, с Рогозою, и с иными соучастниками своими, тайно договорившись, избранных людей правоверных из народа российского и княжат панов, как и селян обывателей некоторых в реестр вписав, от имени всей Церкви Российской православной Восточной, предательски, не помня и клятвы, которую сам на себя писал, выдал римскому папе, который согласно принятой вере и Креста святого народу российскому не надлежит, и в послушание отдался. Однако и за то стола не обрел. Только от льщения князьям и советом из особенным, милость королевскую в обороне той унии и фундации их церковные до сего времени имел.

От того времени, воспылав ненавистью в злом начинании своем и из-за беззаконного рождения своего той проклятой унии, как Каин Авеля и Измаил Исаака, так проклятый униат православного брата своего забивал и преследовал. И даже по сие время с помощью льстецов и противников правды святой, согласно времени и попущения Божия, что хотел то и городил. Превращая безбожно все, что имеют православные христиане в вере православной, совесть чистую, славу добрую и имущество и все достопочтенное с людей убогих всякого звания как в братствах церковных, так и в советах всяких, судебных и цеховых существующих, срывал, терзал и скреб, и разнообразно мордовал их и забивал. И что сего больше — церкви запечатывал, отбирал, грабил, в небытие обращал. В городах, в местечках и селах, в имениях королевских и шляхетских, как то в Люблине, в Соколе, в Бельске, в Полоцке, Витебске, Остроге, Львове, Грубешове, в Бельзе, Кобрине, Берестье и в иных даже с избытком гнусность и злобу изливал и преследовал.

Во многих разных городах в панстве том государстве непотребные смущения от той проклятой унии даже по сей час происходили. Напоследок, с казаками внутренняя война непотребная из-за той унии проклятой случилась. Из-за нее милость немало во всех оскудела. из-за той лесть, сребролюбие, зависть, предательство, нечестие, а наиболее — гордость эта проклятая умножились. Из-за нее уже и порядок духовный и светский едва-едва сгинул, о чем и сами уже вопиют: «Не ровно стоим1»

И вот теперь порядок согласно воле Божией настает. Теперь час наступил разделения благословенных от проклятых. Теперь гнев справедливый Божий и суд Его страшный на шуюю пришел. Кто имеет уши для слышания, пускай слушает, что объявляется согласно времени, места и нужды.

А если некоторые и говорят: «Королю Пану о вере не надлежит судить, ибо вольно как хотеть, так и верить.» Да, так и есть. Не виновен Король Пан, если кто в духовном деле блудит. Однако с помощью Королей их милостей эта уния проклятая в государстве этом христианском и по попущению Божию возникла. Нужен справедливый суд, во времени мирном, согласно воле Божией, да с помощью Королевской и падёт.

А кто же смущение в доме должен успокоить, как не хозяин, наипаче добрый и чуткий в обязанностях своих?

Святые отцы уже точно того не исправят, ибо самим им впредь нужно себя поправить. Уже тут споров не нужно. Призрением Божиим, на выборах счастливых, огласителем покоя была Ваша королевская милость в этом деле. И на коронации с присягой было дано обещание основательно успокоить. А почему не успокоил? Пускай уже успокоит, ибо уже время пришло! Пускай каждый на своей стороне, которую себе возлюбил и заслужил, при той и останется: благословенный одесную, а проклятый ошуюю.

Касательно Дмитровича, хорошо это вышло милостью Божией, что оного Ваша Королевская милость, Пан мой милостивый, справедливый в приязни к каждому, на опознание к Царю Московскому послать велел. Не подобает потому как пану, по естеству и по дару особенному Божию, вмешиваться в дела несправедливые. Удобно узнать каждому, если бы был он от Мнишковны, воеводянки сендомирской, Дмитровичем! Значительная есть фамилия их милостей панов Мнишков! И если пан кухзмистр коронный , староста Осецкий и иные отказались от повиновения, то где же это великое дело быть истинным царским сыном!

К тому же еще из уст покойного Сапеги, гетмана, слышал я, когда был наставником. Просили коврик ему обить над ложем, тогда громко в гневе сказал: «На что ему обитие над ложем? Кто его знает, кто он есть?!» Я же на то отвечал, спокойно: «Шляхетские детки при наставниках своих школьных спрашивают, у кого он под опекой находится». Тогда он, рассудив, едва-едва приказал коврик и одеялко купить, а я потом вскоре монахом стал и теперь волею Божиею в этом звании и нахожусь.

А вместе со всем суть такая выходит: не на доброе дело он тут в титуле царском начал укрываться, ибо много злого через него , как через орудие какое, своевольной кучкой и в хитростях весьма мудрых людей, сатана проклятый, по попущению Божию, мог бы сотворить, если бы то позволилось бы сатане в царской стороне. Иные дела потом станут известны, ибо «несть тайно, иже не открыется».

Оба этих дела, как о Дмитровиче. так и об успокоении веры православной греческой, кладу на весы почтенного рассуждения Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого. Знаю, что полезно будет и справедливость святую познать, притом если не от тела и в теле суетным мечтанием, однако без препона от души и в душе помещаемым правым разумом — такую великую, ясную и важную вещь будут обсуждать, ибо такой размер (с Липсиусом и Дионисом философами реку) требует ума, а не шнура».

Войскам вооруженным. если бы даже числом были в милилион миллионов, трудно с Богом истинным воевать. Каждый это знает. Еще и то скажу: войска. противные Богу и рассуждению и повелению Его, не видя неприятеля. сами себя порежут через нечестие свое. Нужно это помнить! Ибо Бог всемогущий во времени этом, если кто как согрешит, так его и наказует: неустройство — неустройством стирает, и то неустройство, что здесь даже слишком умножилось, особенно в блаженных наших настоятелях.

А если кто спросит: «Ты пророк ли, что так говоришь?» В покорности сердечной отвечу: «Не пророк, но только слуга Бога Творца моего, посланный согласно времени, каждому правду говорить.» Если же кто спросит: «А кто же у тебя свидетели?» В страхе Божием отвечу: «Тайны его святые не требуют великого исследования, но только веры. Моисей сам видел купину горящую и не сгорающую. Также Петр святой — плащаницу ему спущенную с неба с разными гадинами, которых колол и ел – сам видел. А все. дивясь делам дивным божественным, тому веруем. То же и здесь потребно, ибо вера есть неуничтожимое основание каждому на спасение, которое от доброй воли человеческой зависит».

О непорядке Костёла Римского в другой раз тот поведает, на кого воля Божия во времени назначенном истинно укажет (если, впрочем, счастливым первое дело будет).

Меня же, убогого Афанасия, Бог Творец мой на то именно послал, чтобы я впредь об уничтожении проклятой той унии объявил и объяснил; какое служение, по воле Его святой, помощью Пречистой Богородицы, по долгу моему православному служебному, и совершил, как то и видеть изволите. А я напоследок и в песне, в тюрьме сочиненной, это возвещаю, на ноты положив в таких словах.

При этом. по служению моему духовному, пред лицом всей Церкви Восточной, молитвами святыми заручившись о благоговении и принятии милостивом Вашей Королевской милостью, Паном мне милостивым, полным сердцем желаю, да Бог всесильный Вашу Королевскую милость со всем пресветлым Сенатом на многие счастливые лета благословил и умножил государство и производил наилучший порядок. Не только добрые планеты: Меркурий. Геркулес, Иова Сын, но Сам Творец всех тех Иисус Христос, Сын истинного Бога Отца с Духом Пресвятым, с благожелательством и благословением преинаимилостивой Венеры. Марии, Пречистой Богородицы, Царицы Небесной, чтобы имя той вашей Королевской милости, Владислав, на земле и на Небе с достойными Божиими обладало славою во веки, тому верно сопутствуя, избранницу иметь из Москвы. советую. Ибо и в этом будет великое, если даст Бог, будет над Вашей королевской милостью благословение святое в нынешнем и в будущем веке. Аминь.

Второе приводимое письмо, чтобы не затрудняло неведомыми мыслями людей, очень кратко, но правдиво все объясняет.

Основание непорядка римского в том есть собственно, что еще перед Флорентийским собором, а наипаче после собора, Костел Римский через пап своих, отпав единственный от четырех патриархов восточных, благословения законного не имеет, потому как не младший старшего благословлять должен, но старший младшего. Как Сын не может родить от себя Отца, так и меньший – благословлять старшего, потому что всегда отец родит сына, и старший благословляет младшего.

Например, хотя и больше всех есть диаконов, не могут посвятить себе пресвитера, но только епископ может из диакона рукоположить во священника. А если бы где случилось, что диаконы рукоположили себе священника, или священники – епископа, тогда нужно признать, что от нарушения какого-то это учинилось. И беззаконие великое это бы означало.

Согласно поучению святого Павла, без всякого прекословия меньшее от большего благословляется.

Рассмотрим же это. В Костеле Римском старшим почитают быть папу, а меньших после папы – посвященных кардиналов, собственно. как будто от отца произведенных сынов. И так это и есть. Когда умирает какой-нибудь кардинал, может отец его папа родить на место его сына и более того приумножить. Однако, когда умрет отец их папа (ибо смертный есть), не могут кардиналы, сынами будучи, родить себе отца, то есть меньшими будучи папы, посвятить себе папу. Но посвящают властью меньшей, той которую сами имеют. Значит, меньшего себя посвящают, а не старшего. хотя (содействием люциферовым) ложно старшим называют.

От того тогда времени, говорю, от отложения их от Церкви истинной Восточной, то есть от низвержения своего хвостом люциферовым с наивысшего неба повсечастно весы справедливости долу, долу. долу, долу .долу, долу, долу опускались, и уже самой середины пекла достигли. И так. как уже их мера злобы исполнена в часе отпущенном, так пришел справедливый суд Божий на разделение благословенных от проклятых. Только еще ради Пречистой Богородицы, Матери милосердия, Бог всемогущий щадит, и ради умиления народа и убогих людей, которых великое множество всегда к Пречистой Богородице благобоязненно припадает. Однако и панове и преподобные совместно в зверей и птиц хищных себя превратили и подобными им стали, и право же уже хуже зверей подданных своих и убогих людей терзают и над ними издеваются.

А это знать необходимо, что гордость и немилосердие наиболее готовят себе адские вечные муки. согласно изречению Духа Святого: «Не прииде ко мне нога гордыня и рука грешнича да не подвижит мене!» То есть горделивый и немилосердный не добьется милости от Бога всемогущего.

А если кто спросит: «В Церкви Восточной какой же порядок посвящения истинного?» Ответим. Когда патриарх, который во время отпущенное и назначенное от Бога, пред престол Его святой смертью позван будет, тогда на его место посвящают не владыки. не митрополиты, не экзархи патриаршие, но сами патриархи, равными между собою будучи братиями (в столицах своих по отдельности размещающиеся). За извещением друг друга, съехавшись, по отошедшему брату совершив молитвы и сотворив память обычную, избранного на его место, два или три дня (ради большего уважения и силы в святости) пробыв, или же в письмах, единогласным решением, правилом истинным духовным именем Иисус Христовым оного благословляют и посвящают. согласно науке Евангельской: «Где два или три собраны во имя Мое, там и Я посреде их есмь». Это устанавливает и порядком духовным ведает Сам Иисус Христос, в Церкви истинной Восточной, а не какой то вахмистр, или уполномоченный, посвященный и видимый глава.

Суплика третья, написанная в году 1645-м

Наияснейший Король Польский. Пане, Пане мой милостивый! Как верный подданный Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого, уже более поверженного Вартимея, под Иерихоном на дороге сидящего и вопиющего: «Сыне Давидов, Иисусе, помилуй мя!», я, убогий Афанасий, слуга Иисуса Христа, Господа моего и Пречистой Богородицы, Покровительницы нашей, не раз, не два вопиял, вопию и восклицаю.

Наияснейший Королю Польский, Пане мой милостивый, сыне Жигимонта Третьего, Владиславе Четвертый! Смилуйся над поверженною Церковью Восточной истинной кафолической греческой, в государстве здесь Вашем христианском находящуюся. Благоволи быть Ей судьей сам, не нисходя ни к кому, примерно так, как Евангелист святой написал о судье и вдовице.

Ходатайствовал истинно по повелению Божию в году 1643 через образ чудотворный в Кресте Купятичский Пречистой Богородицы с историей московской публике в Сенате перед Вашей Королевской милостью, Паном мне милостивым, о успокоении веры истинной кафолической греческой и об уничтожении унии проклятой.

Писал и на Сейм прошлый в году 1645 марта 16 дня, через пана Осинского, маршалка и пана Огинского, воеводы Минского, и через иных их милостей сенаторов из заключения моего, и та суплика, не знаю, дошла ли до ведома Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого. что весьма необходимо.

Пишу и теперь. смилуйся, Королю Польский, Государь христианский!. Благоволи в том деле призреть, увидеть все самому и к справедливости привести веру и Церковь истинно кафолическую Восточную, в государстве Вашем находящуюся, согласно воле Божией, потому что наверняка уже гнев великий над сим государством пышным Короны Польской грозно висит. И это за то наиболее, что Церковь истинная Восточная, здесь в государстве христианском находясь, обиды совершенно несносные терпит. И это та Церковь, что призрением Божиим, приняв счастливо Крест святой при Владимире святом, князе русском, от года 987 (как Длугош, каноннник краковский, в хронике своей на языке латинском в разделе втором описал),. уже шестьсот и восемь лет благословением пастыря собственного своего, патриарха Нового Рима Константинопольского, согласно постановлениям веры и порядка в таинствах и календаря истинного кафолического, семью соборами утвержденного и ни одной клятве неподпадающего, в покое была.

А теперь пятьдесят лет только тому. как уния проклятая ради стола сенаторского и ради тщеславия пышных духовных несчастно настала и так обеспокоила государство то спокойное, что не только в странах, в княжествах, поветах, городах, в местечках и в селах селян с селянами, мещан с мещанами, солдат с солдатами (ибо и с казаками война внутренняя непотребная из-за того была) панов с подданными, родителей с детками, однако и духовных, напоследок монахов с монахами в гнев неистовый приводила, приводит и несчастно разжигает.

И сколько тому злу быть еще, но всегда надо ради Бога помнить, что следует тот злой течение прекратить.

Кто же тому не верит, что есть Страшный Суд Божий? Кто того не знает, что каждому злодею, если бы и дольше всех здравствовал, придет однако в стыд вводящая расплата.

Вот и той унии проклятой постыдиться необходимо будет за свое такое шатание и распутство непотребные, между людьми спокойными учиненные. Пускай более уже не обманывает, двулично себя показывая! Пускай либо на десную, либо на шуюю определяется, ибо уже час пришел разделения благословенных от проклятых, а скоро и страшный суд Божий наступает. То истинно именем Иисус Христовым говорю.

Только если желанное успокоение Церкви Восточной истинно кафолической, то есть соборной греческой, заступничеством Пречистой Богородицы и добротою врожденной Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого, начало здесь получив, согласно воле Божией и присяги Вашей Королевской милости, Пана над нами счастливо пануючего, утвердится, то еще на придание лет счастливых гнев справедливый Божий, уготованный, задержится и благословение его Святое обильно изольется на Вашу Королевскую милость, Пана и добродетеля милостивого, как и на все государство это христианское.

А если, сохрани Боже, сопротивление какое и окаменение фараоново против такой явной воли Божией имели бы несчастье оказать, (о беда же несчастью этому!), — то как слуга правоверный Иисуса Христа, Пана моего правдиво говорю — тогда же День Господень, как сеть на птах и как злодей придет нежданно. Будут люди веселиться, жениться. строиться, и в том внезапно Суд Божий их застигнет. Нужно всем то тщательно помнить, и Королям.

Писал уже о том, что некоторые говорят: «Не надлежит Королю Пну касаться дел духовных. Надлежит справедливым судом Божиим искоренить унию ту проклятую, ибо через Королей Панов по наущению невидимых духовных римских и укрепление ее произошло». Листами и привелеями, униатам данными, достаточно это показываются.

Кто же того не знает, что в государствах исправление всяческих непорядков, как светских, так и духовных, и соборы великие призрением Божиим с помощью христианских цесарей и королей бывали и бывать еще имеют.

На Никейском соборе первом первый христианский кесарь греческий Константин был. Напоследок, и на Флорентийском злом соборе, — потому его так именую, что от того времени наихудшая распря между греками и латинянами настала, ибо много греков на нем было убито, осуждавших собор. И то — по причине аббата какого-то Родосского , который с двумя тысячами военных на конец синода пришедши, подговорил отца святого папу Евгения и разорвал доброе согласие, уже договоренное. А затем и проход в Греции туркам поганым открыли. На Флорентийском, говорю, соборе восточный кесарь Иоанн Палеолог был, а западный — Альбрехт, из княжат Ракусских, при них — из королевства Польского — Владислав Ягеллович, а из Княжества Литовского — Жигимонт, Великий князь Литовский (которого в Троках убили). И иные государи христианские также лично, и через послов своих, бывали и в согласии с духовными в делах духовных труждались.

Потому тогда и теперь на то есть воля Бога, Творца нашего, в Троице Святой православно славимого. Отца и Сына и Святого Духа, молитвами Пречистой Богородицы и всех святых, чтобы Ваша Королевская милость, Пан мой милостивый, пристойно и с вниманием приглядеть соизволил. И это не к владыкам, не к бискупам, не к архибискупам, не к одному из всех чинов из духовенства костельного, однако собственно и именно к Вашей Королевской милости, Пану мне милостивому и богобоязненному Владиславу Четвертому, Королю Польскому, меня, убогого монаха, однако же и священника своего, Иисус Христос, послав, истинно наказывал и наказывает вопиять и объяснять о таких делах Своих Божественных. И этому наказанию святому, я . убогий, всё последую по примеру Моисея. Ноя и Лота праведного, уже несколько лет вопию, голошу и возглашаю: «Смилуйся, Королю Польский! Смилуйся Пане, Пане мне милостивый, Владислав Четвертый! Изволь тщательно призреть на те дела церковные и привести к справедливости Церковь Восточную, в государстве Вашем здесь находящуюся, истинно кафолическую, ибо теперь великая тому нужда. А это можно сотворить, согласно воле Божией, желающему.

Некоторые спрашивают у меня, убогого: «Почему владыки и старшие отцы ваши того не требуют, но ты, возгордившийся, один?» Так и есть. Что же я, виновен, что как убогого человека Нафана к королю Давиду святому (не из архикапланов), так и меня к Вашей Королевской милости, Пану мне милостивому, Бог Всемогущий избрал и послал, чтобы я объяснил волю Его святую? Пускай знает Ваша Королевская милость, Пан мой милостивый, как дорога душа у Бога Творца нашего. Сам Иисус Христос говорить изволил: «Что за польза человеку, если бы весь свет приобрел, а душу свою погубил, или что даст человек за откуп за душу свою?» и прочее. А уже так великий народ христианский упорством губить, сохрани Боже.

А что касается Костела Римского в деле искоренения унии проклятой, тогда и на то следует приглянуть, что Костел Римский во всем великого, а особенно со стороны духовной, требует исправления.

Вот и без всяких обстоятельств необходимо отцу святому папе (если хочет истинно послушание Христово наследовать), да гнев свой неслушный, наущением духа злого сотворенный, оставив и с усердием сильно потоптав, соединился достойно с братией своей, в едином крещении святом порожденными, патриархами, говорю, святыми восточными. Потому что они являются старшими согласно постоянства своего в вере православной кафолической, то есть соборной, и согласно пятеричной цифре в братстве крестоносном своем, но не папа — старший, ибо отпав, сам один по своей воле остался

Пускай тем не гордится костел Римский, что в достатке и славе мира сего плавает. Все это временное. Пускай и тем не хвалится. что такой великий возрос в своей воле и долго не был наказываем. Милосердием Божие то учинено. Однако не имеешь у Него совершенного оправдания, ничего прошлого, ничего пришлого, — все Он в своей памяти имеет. Апостол святой говорит: «День один (у Бога) как тысяча лет, и тысяча лет, как день один». Больше ничего не пишу. Если же Ваша Королевская милость, Пан мой милостивый, к тому теперь не склоняешься, то поначалу только к искоренению унии той проклятой великое старание приложить нужно, чтобы владел славою и с королями земными, и на небе, помня то.

Королю, Пане мой милостивый, говорю это как слуга, именем Иисуса Христа, Господа моего, недалече есть Царство Небесное! Ибо хорошо это учинилось, что легата папского, из государства этого выслали. Хорошо и то, что Лубу какого-то на опознание, кто он есть, к Царю московскому послали. А более всего хорошо, что изволишь иметь желание святое миловать и людей восточных, и Москву. О, желаю открытым сердцем и соединения святого с ними. Ей же, ей же, этого из глубины сердца моего желаю., ибо благословен тот, кто имеет имя в Сионе и повинность в Иерусалиме.

Для уразумения возвещаемых страшных таин Божиих , при содействии воли Его святой, предстательством Пречистой Богородицы и в послушании Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого, сроднику Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого, Королю Давиду в следовании воле Божией, Вашу Королевскую милость, Пана мне милостивого, святолюбиво умоляю и советую духовными и в славе небесной вечными делами себя занимать, а не временными злыми, то есть соборами об узнавании единой во Христе истинной Церкви и веры, а не войнами, ибо человек по природе праздным быть не может. А те два в воле его состоят.

Посол Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого, в Москву посланный, как в светлых лучах воли Божией по дару Его святому внутренним оком вижу, сравнивается в деле со мною, послом Божиим. Как я, убогий, выслушан и удовлетворен буду в делах этих великих и важных Его святых, об успокоении, говорю, веры православной греческой, то так и там волею Божией эхом отзовется.

Засим воле Божией и предстательству Пресвятейшей Богородицы и всех святых и Вашей Королевской милости, Пану мне милостивому, во всем видению высокому, в богопослушании покорному Иисусу Христу, следуя, покорно себя отдаю и молитвы мои обыкновенные священнические в принятие воли Божией и Вашей Королевской милости, Пану мне милостивому, с чистым сердцем отдаю. Аминь.

Та суплика в руки королевские была отдана. Ибо в атлас зеленый оправлена была, и незаметно в карету, едущему из Подъяздова Двора в Варшавский замок, отдана. Потом, ехав тихо, Сам всю читал, а в замок приехав, пану Пацову за столом приказал вслух читать. Потом многими из панов духовных и светских была переписана в году 1645 г.

После той суплики лист мне в тюрьму от незначительной особы по имени Михаил, по-славянски писанный, отдан был в таких словах:

Пречестный и преподобный о Христе Иисусе, господине отче Афанасий!

Подвигом добрым со Павлом подвизатися, течение совершити, веру соблюсти, главы видимых и енвидимых враг сокрушити и венец, уготованный вам во явление Иисус Христово со всеми любящими пришествие Его и со глаголавшим сиа Павлом глаголю от Христа Бога приати превелебности желаю.

Братию превелебности Вашей, со Лвова возвращающуюся, видев и лобызав, и от них же о превелебности Вашейц бываемая подробну увидев и життие, по Христе крестоносное и многострадательное рукою Вашею списанное, прочет. Зело утешихся и возрадовахся не точию о сем, яко Церков во время се раздрано и растерзано отступническим враждованием не лишися исповедника, но и о сем, яко истинно о ней болеюща, пекущася и страждуща до уз, яко злодей и язвы на теле своем носяще, и душу свою за други своя полагающе, ея же любве более, что не обрете и Сам Бог человек Иисус Христос, Спаситель наш, изрещи. Сицевого, говорю, породи сына во времена последняя. И между тернием толицем и запустением процвете цвет благовонен не толко российскому народу (аще восхощут и возмогут видети, и исповедати, и Богу благодарити и ревновати), но и всему соборному и вселенскому благочестию, – светлосияющего Сампсона и многократного, во братиии малейшаго Давыда. Радуюсь о сем зело и паки реку: радуюся! Но и превелебности вашей глаголю: радуйся и веселися: яко единому тебе подобает радоватися, яко един за всех страдати сподобилдся еси! Аще ли же апостоли биеми идоша радующеся от лица собору, яко за имя Христово сподобишася безчестие приати, что аз возглаголю до вашей радости, аще не Христовы словеса: «Блажени, егда поносят вами и ижденут вы. и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради, радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех». И понеже многа поношениа, безчестиа, уничижениа, поруганиа, еще жи и узы темниц, и палицами биениа, и зноем изнурениа, и юрод быти по Христе — да будеши по Павлу мудр) и ина многа страданиа Вашей превелебности прочтох. Что ино реку? Точию со Давиду: по множкеству болезнний твоих утешениа да возвеселят душу твою, и да будеши меч обоюдоостр на враги и да не убоишися и не ужаснешися, но всяко изречеши. И не точию имя Христово (яко же и мы в мире, паче же аз перший), но истинно и смерть по нем и по веры православной, аще воля будет Господня, прияти удостоишися. во страшный же день Пришествия Христова с Преподобными восхвалишися в славе и на ложи своем возрадуешися, возношениа Божиа во гортани имея и меч обоюдоострый во руку твоею, да сотвориши отмщение в языцех неверных и обличение в людех отступных и развращенных. И свяжеши царей их путы, яко же ныне связан еси, и сотвориши в них суд написан: слава си ест всем преподобным Его и лябящим Его, и гонящим Его, и умирающим Его ради, и не временная, тленная, мимотекущая, но вечная, небесная, нетленная постизающим.

Сие твоей превелебности глаголю, сия ти ся уготовляют. «Мнози, – рече предузник твой, – в позирище текут, един же приемлет почесть»

Мнози в России мнятся тещи, но сидяще и стояще и боящеся текут. Инии же и спяще, инии же и воспять возвращающеся, инии же и ко противным отбегающе. Инии же и паче противных отбегше, ратуют и препинают шествие их к небеси и многих в след себе отривают и от церкви оттерзают. и неотторженных схизматизуют, еже есть отторженных наричут, себе же схизматизанных, еже есть отторженных, стоящихъся мнят быти, и проповедуют быти тако, не точию веруют.

Обаче. превелебность Ваша, всех сих яко уметы отбегающе, течеши един, по Павлу, и почесть приемлеши и приймеши. «Добрый рабе, благий и верный! В мале был еси верен. Над многими тя поставлю, вниди в радость Господа своего, ибо един добре делаеши таланта тебе вверенные».

Да поспешит ти Господь, да вразумит тя, да поможет ти! Да исполнит вся прошениа твоя, и во Имя Господа Бога нашего и православиа церковнаго возвеличимся!

Стой, мужайся! и да крепится сердце твое, и уповай на Господа и на Пречистую Его Матерь! Той похвала твоя! Той венец твой! Той и Матерь Его да дасть ти живот вечный!

Мы же, яко ленивы и боязливы, именем, не точию делом христиане, паче же аз паче всех менший, прошу о молитву святую. Имех же нечто ко утешению Вашему препослати, но не поспеши ми ся в се время. Аще же Бог изволит и приключится время, и сему возможно быти. Ныне же да не стужаю большим писанем превелебности Вашей. кончаю. И Христу Вас, себе же молитвам святым, о них же несумнителне верую, яко не имате запомнити, вторицею и третицею себе вручаю.

Из келии 1 июня года 1645. Превелебности Вашей всех благ нбесных и земных желатель присный Михаил многогрешный.

Титул того письма таковой.

Преподобному о Христе Иисусе иеромонаху, господину отцу Афанасию Филиповичу, игумену берестейскому обители святого преподобного Симеона Столпника, отцу и молитвеннику моему присному с метанием до земли в руки чесные и преподобные да вручится честно.

Для приготовления на Суд наперед, по воле Божией предостережение Королю Пану, ради того, как говорят некоторые, не чинить зла никому.

Из псалма 33:

Уклонися от зла и сотвори благо. Взыщи мир и пожени и.
Очи Господни на праведныя и уши Его в молитву их.
Лице же Господне на творящая злая, иже потребити от земли память их.
Возваша праведнии, и Господь услыша их, и от всех печали их избави их.
Близ Господь сокрушенных сердцем и смиренныя духом спасет.
Многи скорби праведным. И от всех их избавит Господь.
Хранит Господь вся кости их, ни едина от них не сокрушится.
Смерть грешников люта и ненавидящии праведнаго прегрешат.
Избавит Господь души раб своих, и не прегрешат вси уповающии нань.

Суть псалма:
Похвальное это дело, зла никому не чинить, но при этом еще нужно добро творить.

Затем о свободе Божией такие стихи::

Предостерегает Бог голубком Ноя,
И ослом Валаама, а человеком своим
Люди предостерегает, ч
тобы волю святую Его хранили,
а не какую иную.

Приготовление на суд.

Наияснейший Королю Польский Пане, Пане мой милостивый! В деле Церкви Восточной объяснения и причины истинные положения моего неоднолетнего такие.

Что издавна со мной, убогим слугой, истинно (иерей я есть) до сих пор происходило и происходит, то и послание моё в Берестье Литовское на игуменство достаточно указывает, что все это по воле Бога истинного, Творца моего.

Ибо знаю, что от крещения России в году 987, происходит Церковь Русская, в государстве находящаяся, в послушании духовном столице Константинопольской и Церкви Восточной греческой: по причине чего — обряд греческий в богослужении, письмо от греческого словенское в уподоблении, хроники и право также.

Изначала было Богу возлюбленно письмо левостороннее законное и Церковь в церемониалах ветхозаветная, жидовская, которая истинного Мессии не приняла. Потому справедливым судом Божиим со всеми ее всепроклятыми делами, обрядами и буквенным письмом навеки проклята теми словами: «Да будет дом ваш пуст». После принятия же веры во Христа Господа, поначалу от восточных людей греками, затем и письмо правостороннее восточное волей Божией грекам наипервым было дано. Потом из письма греческого письмо латинское, во всем с греческим согласное, лишь в некоторых словах и именах несогласное, возникло. и вера единая во Христа Господа апостольская кафолическая на Западе в Риме была принята. Свидетельством сего письмо таблицы, на Кресте написанной на жидовском, греческом и римском языке.

В государстве здесь изначала была вера христианская кафолическая, единая ориентальная, что милостью Божией от Востока и Запада была принята. Русь побуждением невесты Ольги Московки, псковитянки, жены Игоря, всей России князя, в году 952. От запада же из Ветхого Рима поляки вождением панны Дубровки, Болгарки, дочки Богемии, во время князя Мечислава в году 965.

По тем причинам, от единого греческого письма, согласно народа и нужды в книгах, приобретали буквы письменные, Русь в словенском и русском, а Поляки в латинском и польском языке, и двоякуя будто бы веру исповедовали и двоякую издавна Русь и Поляки наиболее в богослужении сохраняли. Свидетельствуют о том право Божие в обычае богослужения и человеческое, в установлении свобод ограниченных.

Свободы ограниченные имеют источниками общественными каноны, статусы и конституции, а частные — фундуши и привелеи. И так Божие право обычаями Богу всемогущему уподобляется, откуда именно право писанное человеческое происходит.

Достойный святой памяти Король Жигимонт Август в году 1569 за присоединением земли Волынской и Киевской к Короне Польской, привелеи давая им, веру святую так охранять изволил: «Обещаем и должны будем достоинств, дигнитарств и урядов в земле Волынской и Киевской, духовных и светских, великих и малых, как римского, так и греческого закона будучих, не уменьшать, не притеснять, и в общем в целом сохранять на вечные времена».

По жалостной смерти Короля Августа, в час межкоролевствования на сейме в Варшаве в году 1573 так было обещано касательно установления прав церковных: «Чтобы все добро, поданные королевские преложенства костельного, как то архибискупств, бискупств и иных всяческих имуществ были даваемы не иным., но одного только римского Костела клирикам, шляхтичам польским согласно статуту; а добро, Церкви греческой принадлежащее, той же веры греческой людям подаваемо должно быть».

Те тогда условия и на конфедерации приняв и более точно изложив, Короли Их милости один за другим счастливо на королевство вступая по Августе: Генрих, Стефан и Жигимонт Король, дотойный святой памяти Пан отец Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого, с присягой соблюдать изволили в целости сохранять веру святую в тех словах: «А ради различения в вере просили себе то некоторые обыватели Коронной Конфедерации особенно, чтобы е в деле богослужения имели быть в покое сохраняемыми, что мы им обещаем соблюдать на вечные времена».

И потом также на присягах своих, Короли их милости Польские обещали в таких словах: « А покой и тихость между различными в вере особенно охранять будем, да никаким способом или властью своей, или урядников наших, и какого либо чина верховенством, никого не обижать и притеснять в деле богослужения не допустим, ни сами обидим, ни притесним на вечные времена».

Патриархи Константинопольские, наблюдая за соблюдением прав тех ради повинностей своих пастырских, как через письма и посланцев своих, так и особами своими, согласно времени и потребы, волею своей всегда Русь навещали.

Святой памяти достойный святейший патриарх Иеремия ради свободного отправления дел духовных в Церквях своих и людях послушания своего, в панстве христианском здесь находящихся, в году 1589 приехав, порядок весь духовный совершил. Это подтверждается очевидно и листом Короля Его милости Жигимонта Третьего, ему на это данным, который — истинное доказательство каждому, желающему видеть.

Клятва страшная как в канонах отцов святых, так и в фундушах порядка духовного братского от патриархов и епископов свобствено данная, истинно есть в вечность наложена, а именно на тех предателей и уничижителей, которые бы отступали и убегали от Церкви своей духовной и веры истинной христианской, которой присягнули. На то доказательсва суть.

Потий, владыка берестейский, с митрополитом Рогозой и иными товарищами своими, предательски, без ведома пастыря своего, ради собственных интересов своих, то есть ради почестей римских духовных и должностей сенаторских, желая вырвать пожитки из рук светских людей, ненадлежащему и в богослужении себе необычайному пастырю от имени всей России бездумно, предательски отдались в послушание. В доказательство того листы их к князю Острожскому и к люду посполитому писаны ..

Короли их милости, жалко в том обмануты будучи невидимыми своими духовными римскими, унии той во всем помогали и от клятвы отступников охраняли (что едва ли благоразумно), привилеи униатом на то данные обличают.

Униатские смущения и злотворения в разных местах, а по истине, повсюду, учинились, ибо и с казаками внутренняя война непотребная по той же причине была. На то очень много доказательств и протестов повсюду находится.

Король Пан милостивый святой памяти достойный Жигимонт Третий, Пан отец Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого, дивным делом Божиим, в году 1599, истинных духовных возложенную клятву на униатов истинно подтвердив. тем же привелеем все защиты униатом отменить изволил. На то доказательсва на пегаментах есть.

Униаты, Римскому Костелу западному, предавшись в послушание (что все Богом вразумленные достаточно уразуметь могут) так и стали явными и великими Церкви единой святой кафолической апостольской Христовой Божией противниками, беззаконниками и тиранами , потому как еретиков и безбожников в злобе и тиранстве преисполнили и превысили, а именно в тех четырех делах.

В первом, что отвергли, презрев, истинного единого Пастыря Иисуса Христа от Церкви Его, Собственной кровью наидражайшею приобретенной, и отъяли совсем главу Божию и человеческую от тела Его (и с надруганием пышным), а приняли себе на то место человека одного за пастыря и главу.

Во втором, что нарушили право посполитое духовное и светское, публичное и частное, то есть каноны, статуты и конституции, фундуши и привелеи, также весьма и явно творя уменьшение и помрачение веры истинной греческой, ибо доложено о том в листе, отцом папой Климентием им данном, да уже только согласно соборов Флорентийского и Тридентского устроялись. То есть, что от века уже иной Костел Римский западный исповедует, да и они исповедуют: исхождение Святого Духа и от Сына. как от Отца, Таинство святое под видом опреснока в едином лице, чистилище душам по смерти огненное, пост в субботу и иные посты самочинные. безженство священникам светским, календаря отмена, юбилеи на несмертные грехи, отпущения грехов, — и все согласно наук выдуманных, новых папских, каждый год изменяемых, а не согласно Христовых, апостольских, соборов семи и канонов отцов святых.

В третьем, что целостность двух только религий, а именно — римской и греческой, с давних времен здесь правом установленную и закрепленную, отняли и уничтожили.

В четвертом, что присяги своей собственной, при посвящении у патриарха данной, нарушителями стали.

И так униаты, согласно этих своих поступков, явных и значительных, явно и совершенно отпали от Пастыря собственного и Церкви Восточной и веры православной греческой, а при том и от имуществ, Церкви греческой данных, отпали, называясь уже Костела Римского западного неслыханным в христианстве именем — униаты, а не Церкви Восточной греческой православными христианами.

По тем тогда причинам Русь, унии не принявшая, смотрением Божиим и Духом Святым обнаружив эту скрытную хитрость Лицифера проклятого и зная хорошо о превратностях его, что может из птицы псом и лисою обратиться, из лисы волком и львом обернуться, а из льва — василиском и драконом адским стать и то из этих наиглавнейших двух вещей познавая (из которых первую, что под титулом словечка того «уния», то есть под именем согласия посвященных духовных, на земле сущих, и то меньших владык, говорю, с епископами, в триумфе и процессиях внешних (ибо не в богослужени) соединить замыслил, обещая им за то столы сенаторские и добро земское. И так лисовым каким-то кумовством, или товариществом, наипервей на сбор жертвы отправляет. То есть фундации церковные, в имениях и городах королевских будучих,, отбирает, и как бы наипервей опаляет, желая удобнее овечки Христовы самому волку хищному и цмоку адскому на пожрание вечное с поруганием отдать по примеру оной басни. Лишка с волком покумались. когда пошли на добычу, волк говорит: «Кум, напополам делиться будем. Первое, если мое и твое, то я то съем обе части.» Кто же того не знает, что бискуп и владыка то же значат! Постановлено канонами отцов святых, что от одного пастыря над одним городом два епископа быть не может.

Вторую, что под титулом «милости Божией» А здесь утаили какого бога, злого или доброго? Людей с людьми словом только мирят, а не самым делом. То есть в мир политический, мирской, облудный только приводят, а не в духовный и истинный. Таинства, говорю, святые, правила веры и догматы церковные соединяют. Хотел противник истинную милость разорвав, тем удобнее Церковь Христову и веру истинную в смущение приведя, из памяти и разума человеческого вырвать, поглумиться и навеки стереть, погубить, что хотел было учинить и Кресту честному, на Голгофе горе будучему, ибо на том месте (как Метафраст и иные историки свидетельствуют) строения через жидов устроил, которые с трудом, Елена, мать цесаря греческого Константина Великого, ломая, Крест Христов нашла в году 325) — то, говорю, все ведая и зная, всегда науки истинной Иисус Христа, Который говорит: «Аще и око соблазняет — исткни его, аще и рука — отсецы ю», — слушая, после чего сообразно, согласно канонов отцов святых и права посполитого, духовного и светского, на соборе в Берестье Литовском законно проведенном, с благословения патриархов и с позволения Короля, Пана своего, от духовных и светских людей совместно, в году 1596, в октябре месяце 6 дня собранных, по примеру иных генеральных и поместных соборов во всем поступая – на Ария. пресвитера Александрийского, который Иисуса Христа тварью считал и равным с Богом Отцом Оного не признавал, на Никейском Первом соборе потоплен был навеки, ибо форум имел; на Македония духоборца — на Константинопольском, на Нестория — на Ефесском, на Диоскора — на Халкиддонском, на Оригена — на Константинопольском, на иконоборцев — на Никейском, на Гонория, папу Римского монофелита — на Константинопольском, на Ливерия, папу Римского арианина, и Маркелла идолослужителя — на Римском соборе поместном, на Гильдебранда, папу Римского, который чернокнижием и на папство вступил, — на Бриксинском соборе анафеме навечно преданы, ибо и там форум имелся и прочее — по примеру тех соборов, о то и униаты, как отщепенцы, предатели и неприятели главные Церкви Восточной Греческо-Русской истинно тоже на Берестейском соборе поместном, ибо и там форум имели, за ненахождением их там самих, призрением Божиим права лишены, от Церкви отлучены и справедливым судом Божиим суть потоплены и клятве на веки вечные отданы.

Декрет о том проклятии униатов засвидетельствован в книгах Великого Княжества Литовского трибунальских, новогородских, где истинно вписан и находится. Христос свято говорит: «Там наилучщее согласие, где гнилость отнимается». А царствующий пророк говорит: «Всяк человек ложь». Альфонсус какой-то де-Кастро пишет: «Всякий человек ошибаться в вере святой может, даже сам папа».

В году 1638 был я как бы для сбора жертвы на постройку церкви Купятичской без пропуска всякого в Москве, что, собственно. волею Божией и покровом Пречистой Богородицы в кресте Купятичском, и знать потому, что Церковь истинная Восточная здесь в панстве христианском находящаяся, за нарушением согласия святого во-первых и по причине унии той проклятой, а наиболее по причине наступления гонения установленного, от правоверных людей не только фундаций, но и всякой помощи уже не имела и иметь не могла.

В столице московской был когда, историю путешествия моего подорожного с объяснением тайн Божиих, заключающих в себе помощь пораженной Восточной Церкви, истинно описал.

Тогда на сейме в году 1643, публике в сенате в Варшеве, помощью Божией, по повелению Пречистой Богородицы в Кресте Купятичской, через образ Ее святой ходатайство Вашей Королевской милости, Пану мне милостивому, и иным их милостям панам сенаторам, ради справедливости святой Церкви и веры истинной греческой, истинно подавал.

В году 1644 в Краков ездил по делам обид и нуждам церковным, то есть о нашествии студентов на Церковь, о преследовании и избиении на улицах, о забрании двух коней с возом, с вещами на несколько сот злотых в Кобрине каким-то Облочинским, униатом, а наиболее об урезании бороды священноиноку, и об обнажении диакона, и иных проишествиях и обидах несносных от того же Облочинского и от попов униатских совершенных., и еще о листе увещевательном, желая от Короля Пана к тем обидчикам. А еще — за листом его милости пана Сапеги, воеводы новогородского, написанным, и за листами слуги его милости пана Казановского, маршалка, по имени Вавринец Зычевский, юриста, о привелее, запечатанным на церковь православную берестейскую. О том всем доказательсва есть истинные.

Совет богобоязненный, именем Иисуса Христа, Искупителя нашего, Королю Польскому, Владиславу Четвертому, Пану, Пану мне милостивому.

1. Стропотное буквенное письмо и книги жидовские повсюду и чернокнижные, если бы где были (ибо в Ракове и в Кракове слышно было) в панстве здесь христианском, стараться с великим усилием искоренить, ибо это мерзость пред Богом истинно и пришествием вторым Его святым.

2. Имя людьми превознесенное, имени Иисусовому мерзкое, а именно, «иезуитское», в государстве здесь христианском уничтожить нужно и стараться, чтобы его не было, ибо значителные они предтечи антихристовы.

3. Родителю своему милому, Жигимонту Третьему, святолюбивую память в часовне достойно королевскому званию и прославления учредить, а не на столпе. На столпе же том — образ Пречистой Богородицы чудотворный Купятичский из материи спижовой, или же как воля королевская.

4. На избавление души Пана отца своего возлюбленного поручиться следует молитвам через листы патриархам пяти Церкви истинной кафолической по примеру Феодоры, жены богобоязненной, которая за мужа своего Феофила, кесаря греческого, иконоборца, таким порядком молила об умилостивлении Бога истинного и умолила.

Однако все это точно с волею Божией совершить, когда собор главный с Запада и Востока будет на распознание веры и Церкви единой истинной, а не так как в Торуне, слепой слепого водя, собор был. Ибо «не всякий глаголяй Ми: Господи. Господи! внидет в Царство Небесное», также и говорящий «кафолис, кафолис» не есть истинный кафолик.

Еще напоследок о том же Имени Иисусовом говорю: «Что за честь быть хозяином в неустроенном доме и государем в своевольном государстве».

Добре же вышло. что десятину из плебаний дают каплану Вашей Королевской милости, Пана мне милостивого. Означает это понижение гордости римского панства. И уже упала!

Из семи даров Духа Святого полезно познать, что означает ряд истинный духовный в пяти патриархах и в одном папе.

Даров Духа Святого семь: ум, разум, совет, крепость, веление, благочестие, страх Божий.

1. Мудрость — верховенство. То есть Король Пан в панстве своем.
2. Разум — сокровища. Имущество Его движимые и недвижимые.
3. Совет — правительство. Сенат, собор, сеймы, суды всяческие.
4. Мужество — сила. Власть, ряд, королевские люди, офицеры, духовенство.
5. Умелость — слуги. Подданные, монахи, солдаты, невольники.
6. Благочестие — хваления. Завещания, награды, дани и налоги.
7. Страх Божий — наказания. Угроза, высылка, сневоление, наказание, низведение.

*************************************************

7. Бог Отец по Богу в Троице Святой единый.
6. Бог Дух Святой.
5. Бог Сын.
4 Сила на небе и на земле.
3. Слуги на небе и на земле.
2. Хвала на небе и на земле. Начало премудрости ( страх. Наказания на небе и на земле.

1. Мужество, сила, власть, королевские люди, офицеры, духовенство.
2. Умелость, ведение, слуги, монашество. Подданные, воины, невольники повинность имеют согласно между собой жить.
3. Набожность добрых.
4. Боязнь злым на небе и на земле, то есть духовная и светская, о чем каждый ведает.

*************************************************

Свет духовный — вечный, а свет светский — довременный. В свете невидимом — власть вечная. в свете же видимом — власть довременная в лицах людей довременных.

Про то, волею истинного Бога Отца и Сына и Святого Духа Бога говорю, в Троице Святой единого, православно от правоверных славимого, что в этом довременном мире настало подчинение духовное и светское над душой и телом человеку. Над душой – Бог творец в Троице единой, а над телом – человек в чувствах здравый.

Чувства есть в человеке духовные и телесные. Чувства суть: видение. слышание, обоняние, осязание, вкус.

Те чувства являются причиной, или слугами ко спасения или же к погибели человеческой. А человек есть мудрость Божия и свет малый. Человека поскользнувшегося в раю, исправил через те оконца чувств Сам Собою Сын Божий Иисус Христос по милости Своей. А исправив, дал всем людям своим, на всем этом свете видимом, пять столиц на дарование духовное, то есть столицу Иерусалимскую, Александрийскую, Римскую, Антиохийскую, Константинопольскую и патриархов в них пять на рукоположение и на науку духовную всем людям таким порядком, какой есть и на небе, где поставлено пять архангелов верховных: Люцифер, Гавриил, Уриил, Рафаил, Михаил.. А когда один из них ниспал из неба, то через человека, исполняя тот хор, Сам же Сын Божий Иисус Христос стал совершенным человеком и Архиереем вечным по обе стены небесной и земной, согласно реченному в псалме 117: «Камень, Егоже пренебрегоша зиждущие, сей бысть во главу угла». И Тот есть основанием, главою единой, пастырем единым добрым Церкви Своей святой, то-есть Телу Своему духовному, ибо Церковь есть Тело Христово, по Евангелию. «Разорите Церковь сию и тремя днями воздвигну ее» — Он же говорил о Церкви Тела Своего. Иисус Христос есть и рука, Соломоном в Духе Святом виденная, о которой и написал: «Душа праведных в руце Божией», то есть в вере правильных. А вот та рука Бога и Человека истинного о пяти пальцах здоровых, то есть властях верных, пребывающая, все недостатки людские восполняет и сама правительствует в пяти столицах мира сего. А человек один единственный сему не поверил, потому как и на Небе ангел один не поверил.

А так патриархи те все пять, согласно воле Божией здесь на силу духовную поставленные, как офицеры единого короля, должны между сробою жить согласно в милости братской, послушно в милости братской, с похвалою к добрым в милости братской, с наказанием к злым в милости братской, ибо и добродетелей главных существует четыре: расторопность, мирность, справедливость и мужество.

Знать нужно и то, что есть бог добрый — согласия, а есть бог злой — несогласия. Согласие — между лицами равными. Несогласие — между лицами неравными. Неравенство есть гордость, равенство — покорность. Покорность есть источник добродетели., гордость — источник неблагочестия. Неблагочестие в Люцифере, благочестие — в Боге истинном. истинный Бог вечно добрый, а неправдивый — вечно злой. Злой расточает и расточает все зря, а добрый собирает в пристойности. Добрый, какие сокровища имеет, такие и воинам своим раздает. Злой, какие сокровища имеет, такие и воинам своим раздает. В раздаянии Божием и в бранех людская свобода навеки остается.

О то ж, согласно того всего, полезно познать правду святую, что есть ныне патриархов согласных снова пять (ибо в Москве смотрением Божиим российский стал, наполняя цифру 5 на месте римского), и что есть папа один, который, отпав сам со столицей своей, стал главным неприятелем Церкви соборной Восточной и преследователем жестоким через уполномоченных своих на братию собственную свою, на патриархов, говорю, гневаясь, все каноны и соборы святые уничижил и поотменял, то есть положения веры, Таинство святое, Крест святой, догматы церковные, календарь и все вместе новое, - ради чествования себя самого извратил. Сжалься, Боже! Аминь.

Об основании Церкви, о чем спор существует, так надлежит вкратце знать.

“Tues Pertrus et super hanc petram aedificabo ecclesiam meam”. Petrus est nomen masculinum, petra – feminini generis. Петра − слово греческое, означает: камень мягкий, подлежащий, то есть от каменя камень. А самый твердый и дорогой камень по гречески назыввается λιθοσ. Вот на нем и основана собственно Церковь Христова, ибо так царствующий пророк речет: ″λιθον ον απεδοχιμασν οιχοδουτεσ,ουτοσ εγενηθη εισ χεθαλην γωνιασ″, то есть “Камень, егоже небрегоша зиждущие, сей бысть во главу углу”. О том зная хорошо и диавол, когда искушал Христа, сказал:“επι Χειρων αρϕσι σε μη ποτε προσχοψησ προσ λιθον τονποδα σου”, т.е. говорит: “На руках возмут тя, да некогда преткнеши о камень ноги твоея”. А Дух Святой о славе Христовой так говорит: ″εθηχασ επι τειν χεϕαλην αυτου σεϕανον εχ λιθον τιμιϒ″, — “Положил еси на главе Его венец от каменя честна” Павел святой говорит: “Основания ибо иного никто не может положить и, паче лежащего, еже есть Иисус Христос”.

О другом же камне говорит пророк: “πετρα χαταϕυγη τοισ λαγωοισ”, т.е., “Камень − прибежище заяцем”. И в ином месте говорит такие слова: “εχ πετρασ μελν εχορτασεν αυτουσ”, − “И от каменя медом насытил их”. Эти слова означают: “Super hanc petram aedificabo”, − “На том основании обещает построить Иисус Христос, то есть на исповедании. А исповедание есть собствено Иисус Христос. Августин святой и Феофилакт говорят, что Иисус Христос на Себе Петра святого, а не на Петре Себя основывал.

Власть же вязать и разрешать не одному Петру святому, но и всем своим апостолом Иисус Христос дал совершенную. Правда. прежде рекл Петру святому: «Еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех, и аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех».

Те же слова рекл и ко всем ученикам своим: «Елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех». И сверх того, по Воскресении Своем через закрытые двери вошедши и сказав: «мир вам», дунул, говоря при этом «Приимите Дух Святой, которым отпустите — грехи отпустятся, а которым задержите — задержатся».

А что обращался к Петру Святому троекратно: «Любиши ли Мя, паси агнцы мои, паси овцы мои», на то все доктора церковные в согласии , что тем троекратным вопрошанием исправил Иисус Христос Петра святого трикратное отречение.

О преемстве же так понимать изволим, как Юлиана супостата безумство так погибло, что поведал про себя. что как бы душа царя Александра Великого в его тело вошла и он был Александр Великий, так и здесь несообразно, чтобы Петра Святого власть духовная имела переходить в пап. Более не дискутирую, только славлю за все Бога в Троице православно славимого. Ему же слава во веки веков. Аминь

Пресвятая Богородице, молись обо мне, грешном Афанасии!

Во время приготовления на суд, когда меня не слушали о деле церковном, я то «Приготовление» также оправив в атлас, подал через мещанина берестейского едущему в карете Королю Пану. Однако Король пан в руки свои не приняв, сказал те слова: «Не нужно, не нужно уж ничего: приказал его выпустить» И сейчас же расковали меня.

Потом пан полковник, сожалея о стыде своем, что меня бесчестно на поругание благочестия святого из Берестья спровадил, пишет к наместнику моему, игуменом его именуя по неведению, да чтобы только в Бресте я не был бы. Этого письма копия такая в переводе с польского на русский:

«Преподобный отче, игумене берестейский!

По повелению Его милости Короля, пишу к Вашей милости, да Ваша милость пошлет к его милости митрополиту, да тот бы прислал кого своего за тем чернецом, который тут сидит в тюрьме в Варшаве. Его Королевская милость — хоть и заслужил великое наказание — пускает это мимо себя. Того однако требует у его милости отца митрополита, да его в такое место заслал, чтобы в нем не мог ни одного гласа поднять.

То поведав Вашей милости, преданно Вашей милости отдаюсь. Из Варшавы дня 19 октября года 1645. Вашей милости доброжелательный приятель и служить готов. Самуил Осинский, обозный Великого Княжества Литовского, эконом берестейский и полковник королевской его милости, рукою».

Титул этого листа такой: «В Бозе велебному отцу Давиду, игумену церкви Святого Симеона в Берестье отдать».

И отдали лист этот, как игумену берестейскому. мне в тюрьме.

В то время. был осовобожден от оков и стражи, только определили двух надзирателей, и потребовали, чтобы убежал из тюрьмы, как и голоса те были: «Пустите его. если пойдет».

Уразумев то, умышленно ждал законного из тюрьмы осовобождения, а за тем в деле церковном, согласно воле Божией, выслушания меня. Однако несколько недель из тюрьмы не выпускали и о деле церковном не слушали.

Писал к разным мислостям панам сенаторам, при дворе Короля Пана в то время пребывающих, именно к его милости пану Казановскому, маршалку, пану Рыльскому, подкоморному Коронному, пану Осолинскому, канцлеру Коронному, и к наияснейшему королевичу, пану молодому, и к иным их милостям панам сенаторам. Даже к девам богобоязненным писал, прося о том, чтобы меня Его Королевская милость, Пан мой милостивый, в деле церковном выслушать изволил. Из этих писем, знать, Королю пану дошла ведомость о нужде моей и уже был срок назначен им в Четверг слушать меня в деле церковном. Однако. видимо, панове сенаторы не изволили слушать, указывая Королю Пану, что это дело великое, с подлой особой обсуждать неудобно.

И когда Король Пан на той же неделе в субботу на ночь поехал на ловы, я то «Приготовление» в тот же день, в пятницу, послал к пану канцлеру коронному, который приняв, не знаю — читал он то сам или нет, только знаю, что ездил рано в пятницу на совет к иезуитам, ибо иезуиты после обеда в тюрьму ко мне пришли и порицали, что так беспечно голошу. Назавтра в субботу в обед, пан канцлер, в дорогу меня выправляя, пять талеров в тюрьму прислал и лист универсальный в таких словах:

«Владислав Четвертый, по милости Божией Король Польский, Великий Князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Жемойтский, Инфляндский, Смоленский, Черниговский, а Шведский, Готский, Вандальский наследственный Король.

Всем вообще и каждому в отдельности, кому это знать надлежит. А особенно старостам, подстаростам. борграбам, державцам, бурмистрам, войтам, райцам, лавникам городов, местечек и сел наших, дозорцам и их наместникам оповещаем. Есть то окончательная воля и повеление наше королевское, да тому чернецу, которого к велебному митрополиту Киевскому с приданными к нему из гвардии нашей двумя драгунами отсылаем, коней на подводы три, будь с возом или без воза, если себе дать повелит, давали и исполняли без всякого промедления и затруднения. Назад же едущих к службе нашей тех же драгунов, чтобы вольно и беспечно всюду через предоставление подвод (личность их только, как солдат наших, освидетельствуя) пропускали, иного не творя ради милости нашей и по повинности своей.

Дан из Варшавы дня 3, месяца ноября, года Господня 1645, панования нашего Польского 13 шведского 14 года.

По личному Его Королевской милости повелению, Ерий Осолинский, канцлер великий Коронный.»

Причины поступка моего таковые в церкви Святой Печеро-Киевской чудотворной на воздвижение честнаго Креста, года 1646.

1. Об укрепляющем меня Иисусе Христе печалование несносное о беде Церкви истинной.

2. Чтобы дело истинное, волей Божией начатое, истинно, совершил, согласно сил своих немощных, ради совершенства и уверения правоверных духовных и светских людей .

3. Чтобы победителем о имени Иисус Христовом мог стать над унией проклятой.

4. Чтобы указал наглядно, что в том деле церковном не по интересу какому-нибудь потсупаю, но всецело ради Бога Творца моего.

5. Чтобы поругание на себе понес от тех, которые говорят: «Дурень это делает», и узнал, от кого и за что терплю изгнание.

6. Чтобы гордость в своих же покорил смирением моим во Иисусе Христе.

7. Чтобы постоянство мое в деле Божием, волею Его святою, мне врученном, сохранил и в часе потребном указал.

Вот во всем этом вместе воле Бога моего Иисуса Христа совершить взялся по молитвам Пречистой Богородицы, особенно через образ Ее святой чудотворный, в кресте изображенный. Купятичский. Большего за собой не знаю., только во всем воле Божией и преосвященству Вашему смиренно себя вручаю.

Афанасий Филиппович, игумен берестейский.

Из письма Михаила, богобоязненного человека из Замостья, писанного к Давиду, наместнику моему, в Берестье, повествующего о мне, грешном Афанасии, о вере православной и унии проклятой, и о старших наших, каждый пускай уразумеет, ради чего это в церкви Печеро-Киевской на Воздвижение честнаго Креста Господня при архиереях и сенаторах таком попущении Божием от особы недурной суплика кровавая эта подана была: выписывается в таких слрвах:

«Знайте. превелебность Ваша, что пречистый отец Афанасий от узилища разрешен иноверных, в узы послан единоверных в Киев,. и это не есть для меня дивно или чудно, как и Христос Господь наш, пострадал не от неверных, но от верных и своих был предан в руки человеков грешников. И желаете послать, да будет возвращен вам отец игумен ваш. Не будет. Верьте мне. Разве в этом есть воля Божия? Паче же глаголю, да не пророчествует о имени Господнем и о вере православной — так сотворят ему. Если же захочет пророчествовать, умрет скорее в руках их, нежели от чужих. Вот о том особенно и молитв просите пречестного отца Кирилла. Глаголю, что если веруете, так и будет вам от этих молитв по вере вашей, ибо Бог, до молитв, знает уже, если кто просит Его о чем, творя волю его. Вы же творите, как я верую. Веруйте и вы, что то приимите.

Пророчествует господин наш отец Афанасий, что уния погибнет. Сему бы веровал, если бы достоинство наше видел. но не вижу, и не смею веровать до конца.

Чего ради говорите? Ради того, что наша Русь того не хочет, наиболее же старейшины. Что это есть, что не хотят вам от Киева пречестного господина отца игумена вашего послать вам? Это есть. потому как на унию рать творит, тот кто не желает воевать против унии, желает унии. Сего ради старейшины наши желают унии, если не словом так делом. что горше».

О смерти славной памяти покойного отца Афанасия Филипповича, игумена берестейского православного, повесть послушниками его написанная в году 1648, во время безкоролевья.

Что глазами нашими видели и что от иных особ могли выведать о муках и отшествии со света сего покойного отца Афанасия, игумена нашего, о том пишем и свидетельствуем. Не пишем о жизни его и делах, о которых и ныне знают все, и о чем послания покойного повествуют достаточно, а мы же только о муках и смерти его. если бы кто стремился знать ныне или же впоследствии

Сначала же, да порядок повествования о том деле сохраним, припомним это.

От оного времени, как славной памяти наияснейший Владислав Четвертый, король Польский, отослал покойного отца игумена из Варшавы в Киев, оставался он там неотлучно даже до самой смерти святой памяти господина отца Петра Могилы, митрополита Киевского.

Потом. приехавший в Киев на погребение митрополита его милость отец Пузына, епископ Луцкий, взял его с собой в Луцк, как к своей епархии принадлежащего, и тотчас же в Берестье по просьбе нашей и по просьбе братства светского к нам на игуменство прислал. Да кто-то недобрый в тот час устроил войну с казаками. И настало великое преследование и непотроебное порочение на бедную Русь от иноверных по всей Короне Польской и Великом Княжестве Литовском.

Ничего уже покойный отец игумен противного и не говорил против униатов. Сидел себе тихо в монастыре во время это тревожное. Однако панове судовые каптуровые воеводства Берестейского, по наущению пана Шумского, капитана на то время гвардии королевской, прислали особ несколько шляхты в монастырь наш, чтобы взяли его в замок.

А был в то время день субботний, а именно первое июля. И совершал сам покойный литургию в храме Рождества Пречистой Девы Богородицы, в другом своем монастыре. Когда тогда увидел ту шляхту в церкви, которая за ним пришла уже, а именно во время пения «Иже херувмимы», стоя у престола, встревожился сильно и в исступление пришел, стоял долго, ничего не совершая, так что могли еще один раз песнь херувимскую пропеть. Потом вдруг опомнился и всю оную литургию исправно закончил. А по окончанию выслушал шляхту, что за ним уже пришла. И в сей же час . из церкви., не отходя никуда, взяв с собою и другого брата, пошел в замок.

Там же, когда пред панами судовыми предстал, начал было поначалу к ним нисходительно говорить, и с многою к ним честью, приводить оное, как Павел святой перед королем Агриппою счастливым себя помышляя, что перед ним мог то возвещать. Однако оные панове судные остановили покойного игумена в той речи его, и не слушая далее, приказали обвинителю, помяненному пану Шумскому, дело против него — об отправлении каких-то листов и пороха к казакам — начинать и оповещать. А отец игумен на то говорит: «Милостивые панове! Клевета и выдуманное дело, чтобы я или листы, или порох к казакам думал посылать. Однако, как имеете всюду своих мытников, посылайте себе к ним. пускай они признают, что я когда-нибудь куда пророх отправлял. А письма те пускай мне здесь в доказательсто представят, что их посылал, как утвердждаете.»

Послали тогда сейчас же того обвинителя своего и иных при нем, чтобы монастыри наши оба потрясли и поискали тех листов и пороха. А когда ничего не нашли там и назад уже возвращались, вырыгнул свою злобу тот обвинитель и сказал гайдукам своим: «Ей, чтоб вас позабивало, что не подкинули какого мешка пороха и не поведали, что это здесь у чернецов нашли».

Увидели затем и сами панове судовые, что не было ни одного о том доказательства, но пустая только словесная речь, а по истине явный оговор. И оставили то в покое. Но об ином деле начали спрашивать и говорили: «Однако ты же святую унию хулил и проклинал!»

Отвечая на это, покойный отец игумен, наперед знамение великого креста на себя положив, рекл к ним: «Разве потому, милостивые панове, приказали мне к себе прийти, что я хулил и проклинал унию вашу? Я еще на сейме в Варшаве перед королем его милостью и сенатом его пресветлым говорил, и всегда и везде объявлял о воле Божией. То же и перед вами теперь утверждаю: «Проклятая есть теперешняя уния ваша! И знайте о том наверняка, если из государства вашего не искрените её, а православной Церкви Восточной не успокоите, гнев Божий на себя навлечете». А то говорил великим гласом, чтобы и те, которые там подалеку были, хорошо могли слышать.

Сейчас же некоторые на те слова его крикнули: «Взять его! Четвертовать! В пыль сбить такого схизматика!» И уже начали было один к другому пихать и терзать.

А панове судные приказали всем в то время из избы выйти. И сговорившись между собою,, говорят к отцу игумену: «Достоин есть, чтобы тебя сейчас здесь позорная смерть настигла, однако тебя это и не минет». А теперь в тюрьму тебя взять приказываем, пока не будем иметь известия какого-нибудь из Варшавы.»

Там тогда того брата, который с ним был, освободили, а его в клеть, в тюрьму в том же замке беерстейском, заключили в году от Рождества Иисус Христова 1648, месяце июле первого дня. Несколько дней спустя еще и колодки на ноги возложить приказали. И так в оной тюрьме сидел даже до дня пятого месяца сентября того же года.

А тем временем покойный посылал из тюрьмы несколько раз одного брата из нас к панам судным, прося. чтобы одну из тех двух вещей ему учинили, или чтобы колодки снять приказали, или чтобы из клети выпустили. А в колодках потом ходить обещал, до тех пор, как сами прикажут. Это он предпринимал по той причине. как сам поведал, чтобы засвидетельствовать им и понять, что отреклись уже от упорства своего что касается стороны унии. «Ибо если, – говорит, – так милостиво со мной поступят, что меня либо из колодок, либо из тюрьмы освободят, то слова мои, против унии сказанные, снесут и примут, если же и ту малейшую вещь не захотят позволить, то еще при унии крепко стоят. «А еще и ради покоя, — говорит, — ибо без этого себя утешить не можем, ибо он от нас в том панстве, собственно ради унии, отнят ради обиды Церкви Матери нашей Православной.»

Потому же он, когда увидел, что ни единой вещи не хотели позволить ему, смелее начал уже говорить: «Не выйдет из того государства меч этот и война проклятая, ибо должна, конечно, уния шею сломать! А благочестие же незадолго, даст Бог процветет. Ей, ей зацветет, а уния скоро сгинет! « И часто так бывало, когда увидит шляхту, к ней из подвала через окошко вопиет.

Пришел раз к отцу игумену тот же брат, который по тому делу к судовым ходил, и сообщает ему, что не хотят вас панове ни из колодок, ни из тюрьмы осободить, пока война с казаками не успокоится. А пришла на тот час к нему и шляхта вслед за тем братом услышать, что же на то отец игумен отвечать будет. А он сразу при всех рекл то: «Не успокоится та война, ибо не желают унии из государства своего искоренить» Шляхта, от него то услышав, воскликнула: «Вей, какой схизматик!» И тотчас пошли от него в суд.

Однажды при бытности ксенза и бискупа, которых здесь не именуем, приказали панове судовые покойного в колодках таки привести к себе. И спросил у него тот бискуп, проклинал ли он унию. И признался покойный в том, говоря: «Так и есть, что проклятая». А он, не желая его слушать далее, сказал: «Будешь язык твой наутро пред тобою в катовских руках видеть». И тотчас приказали в тюрьму отвести и заключить.

Когда потом день четвертый месяца сентября в том вышепомянутом году минул, а ночь пятого дня наступила, взяли отца покойного из тюрьмы и, из колодок расковав, к обозу препроводили. А прежде, чем к обозу взяли, рассказывают. что иезуиты, зная уже о его смерти, той же ночью приходили к нему в тюрьму, что привыкли и всягда творить. И наперед его там словами и обещаниями от веры отводили православной, а затем и огненными муками страшили. Однако ничего, милостью Божией, не достигнув, сами назад отошли, а студента своего еще к нему подсылали, напоследок, чтобы сам себя образумил и не дал погубить. На что он им так отвечать приказал: «Пускай иезуиты знают о мне такое. Как им мило в сей мирской роскоши пребывать, так мне мило теперь на смерть пойти».

Там же, что в обозе с ним происходило, такие вести носятся между людьми.

Когда его в ту ночь в обоз уже препроводили и к пану воеводе берестейскому, на то время там находящемуся, отдать хотели, пан воевода не желал его к себе брать и так сказал: «Зачем его ко мне привели? Имеете уже в руках своих – делайте же себе с ним что хотите».

Когда уже выдан был так от старшего, взяли его к себе те, которые крови его давно желали, и увели его в бор, который был недалеко от обоза, а от города в четверти мили, если ехать к селу Гершоны, слева. Там его сами наперед жгли огнем. А гайдук один стоял там в то время поодаль и слышал голос покойного отца игумена. А он им что-то грозно провозвещал при муках тех. Потом же подозвали и гайдука того. И приказали ему мушкет набить двумя пулями. Там же перед ним в сей же час и яму приказали приготовить. Наперед же спросили у него, впредь не отрицается ли он слов своих касательно унии. А когда им отвечал: «Что уже сказал, то сказал, и с тем умираю», приказали тому гайдуку, чтобы в лоб ему выстрелил из мушкета.

Гайдук тот, видя, что это лицо духовное и знакомое ему хорошо, еще с тем не торопился. но сначала о прощении и благословении его просил, а потом в лоб ему выстрелил и убил. О том всем сам гайдук верным и веры достойным людям поведал, а мы уже от них узнали и записать приказали.

То дивно, о чем поведал гайдук, что покойный, уже простреленный двумя пулями в лоб навылет, еще оперевшись о сосну, стоял время некоторое своей силой, пока его столкнуть в ту яму не приказали. Но и там, говорят. он сам еще лицом вверх повернулся, руки на груди накрест сложил и ноги протянул, как мы потом его именно так лежащего и нашли на том месте.

Той же ночью, когда его утратили, великий страх претерпели мы и все мещане оттого, что ночь была погожая, и ни на одну стопу тучи нигде не было, а молния весьма страшная была и великая по всему небу. Приказали тогда же панове всем цехам и гайдукам собраться и на рынке всю ночь наготове стоять, и те тогда все оные страхи на небе видели и поведали о том. Сами же шляхта и воины на то предназначенные, иными воротами выпроводили покойного отца игумена из замка на Замухавечье и вышеупомянытым способом убили его на месте помяненном.

И так лежал покойный при неведении нашем без погребения от дня пятого сентября даже до дня первого мая, восемь месяцев. Знали мы, что уже нет его на свете живого, но не знали, где было его тело, но хлопец один, семи или восьми лет, указал нам на то место, где было погребено. А хотели мы наперед узнать, есть ли он именно, или же кто иной, потому что тайно могли его оттуда уже удалить, ибо иезуитская это была земля, в которой тело его лежало. Потому же, дождавшись ночи, откопали мы его и узнав, что он есть именно, сейчас же на иное место взяли его оттуда. При теле же ничего из вещей не нашли, кроме того, что только рубашка его была, и то вся изодранная и папуц один.

Назавтра же, по позволению его милости пана Фелициана Тышкевича, полковника хоругвей поветовых Берестейских, препроводили его в свой монастырь Рождества Пречистой Богородицы. А несколько дней спустя в храме преподобного отца нашего Симеона Столпника на правом клиросе в склепике погребли, сначала отпевание ему, согласно порядка церковного, совершивши. Там же и до сих пор тело его благодатию Божией без тления сохраненнное находится.

Знаки же муки и смерти его на теле такие: под пахами с обеих сторон кости голые, а немного тела местами осталось, и то от огня сбугленного сильно. Потом в голове дырок три: две рядом с ухом с левой стороны таких размеров, как если бы пуля была мушкетная, а третья с правой стороны за ухом, уж намного большая, нежели первые две. Лицо у него совсем почернело от пороха и от крови. Язык изо рта между зубами немного вышел и там присох. Уразумеваем, что по той причине. что еще живого его погребли и из-за великой муки в смерти это случилось. Бог благодатью своею и нас пускай укрепит в благочестии и даст терпение ради имени его святого.

Надгробие отцу Афанасию Филипповичу, игумену берестейскому в году 1648 почившему.

Опубликовано на сайте
Приход Свято-Христо-Рождественской Церкви г. Бреста